Она была слишком проста, чтобы намеренно пытаться разозлить его.
— Ты разыскала меня, Мойна, — неохотно произнес он, пересек комнату, склонился и поцеловал старуху в пергаментную щеку — дань вежливости, не более. А ведь именно он когда-то буквально в шею выталкивал Мойну из этой самой классной за то, что она унесла куда-то всех его игрушечных солдатиков. Мойна всегда была невысокой, а теперь, казалось, совсем усохла. — Значит, сегодня вечером меня лишат сладкого?
Он следил, как старуха проковыляла к креслу и уселась, не обращая внимания на его попытку пошутить.
— А что ж мне оставалось делать, мастер Люсьен? — заговорила она, пристально глядя на него. Когда-то эти ее взгляды пугали его до дрожи в коленях. — Поначалу-то думала, что раз вы наконец-то вернулись, то прибежите повидать меня, но вы не пришли. И я решила, что вы дуетесь, оттого что это я отправила пакет в «Лису и Корону», оттого что это я знала все-все и ни словечком не обмолвилась вам. Но еще я думала, что паренек вы что надо и со временем переживете все это.
Она снова пристально взглянула на него, а он вдруг впервые осознал, до чего же она дряхла.
— Ведь вы явились из-за последнего письма от девчонки, мастер Люсьен, верно? Как вы сбежали, так она и явилась ко мне, умоляла дать ваш лондонский адрес. Вот я и знаю про ее письма. И даже про то, которое она настрочила после того удара, что приключился на прошлой неделе и уложил Эдмунда наповал. Стыдно вам, мастер Люсьен. Это из-за Эдмунда вы сюда вернулись, а не из-за Мойны — одной-единственной души в этом доме, что вас любит.
— Любит, вот как? Так, значит, это твоя великая любовь заставила тебя молчать, когда я так нуждался в ответах? Это любовь заставила отправить тебя в «Лису и Корону» Кэт Харвей, чужого человека, просветить меня насчет моего происхождения? Вероятно, я просто непроходимо глуп, если не заметил во всем этом ни капли любви. Но, конечно, именно любовь руководила тобою. И как это я сам не догадался!
Она ткнула в его сторону пальцем, ее рука дрожала, а из и без того слезившихся глаз потекли потоки слез.
— Не смей! Не смей так говорить со мной, мой мальчик! Ты сам не знаешь, о чем говоришь! Ты был болен, ты был при смерти. И я должна была заставить тебя уйти, уйти подальше от этого ужасного места, чтобы ты смог набраться сил, вернуться и навести здесь порядок. Я чуть сердце себе не разбила. Но я не могла позволить тебе умереть, как умерла твоя мать. Ты… ты был единственным, что у меня после нее осталось. — Она уткнулась лицом в ладони, не в силах удержать рыданий. — Все, что у меня осталось от моей милой деточки.
Мойна его детства никогда не плакала, она вообще не проявляла никаких эмоций, хотя в глубине души Люсьен знал, что она его горячо любит. Он встал возле нее на колени, уязвленный стыдом. В своем гневе он забыл, как беззаветно Мойна была предана Памеле. И он ни разу не дал себе труда взглянуть на прошлое глазами Мойны. Он оказался слишком себялюбив, слишком прямолинеен.
— Мойна, я виноват. Конечно, ты права. Я просто никогда об этом не думал. Когда Кэтрин принесла тот пакет в «Лису и Корону», я просто возненавидел тебя заодно со всеми остальными. Ведь ты одна знала все, и о моем настоящем отце тоже. И ничего не сказала мне, когда я лежал в той каморке в северном крыле. Я должен был понять, что ты делаешь так, как считаешь лучше. Но мне было не очень-то приятно жить весь последний год, приучая себя к мысли, что я — незаконнорожденный Тремэйн. Да… похоже, я стал вдвойне ублюдком, если решил заодно вычеркнуть из своей жизни и тебя.
Он положил одну руку ей на колени, а другой сжал ее сухие пальцы.
— Боже, в какую кашу превратилась моя жизнь.
Мойна глубоко вздохнула, и он удивился, поняв, как она умеет владеть собой. Она уверенно сказала:
— Я все устрою по справедливости, мастер Люсьен. Смотри-ка, вы носите кольцо Кристофа Севилла?
Ее решительный тон дал Люсьену понять, что со слезами покончено и что Мойна опять та властная старуха, которая позволяла себе откровенно и прямо говорить с хозяевами. В глазах у него невольно защипало.
— Я ношу кольцо моего отца. Оно служит мне напоминанием и не дает расслабиться. Ты ведь знала его, верно? Мне кажется, что он должен был жить где-нибудь неподалеку от Парижа. Каким он был?
— Каким был этот человек? Ну, он носил бриджи, слишком громко и много болтал и чересчур много пил. Мужик есть мужик, все они из одного теста. — Мойна пожала плечами, не желая больше говорить, и Люсьен понял, что больше он ничего не услышит — по крайней мере сейчас. Когда на Мойну находил стих, она могла быть молчаливее могильной плиты. Никто не знал этого лучше Люсьена. Однако он хотел пенять, ему надо было понять все. Кем был Кристоф Севилл? Любил ли он его мать или просто попользовался ею? Как удалось убедить Эдмунда, что Люсьен его ребенок? Как все произошло?
— Расскажи, как умерла моя мама, Мойна, — наконец попросил Люсьен. — Ты рассудила правильно. До сих пор я не смог бы все это выслушать. Но теперь я готов. Я уже знаю, что она заблудилась в бурю, простудилась и умерла через несколько дней. Хозяин «Лисы и Короны» сказал мне, что он самолично возглавлял одну из поисковых партий, не подозревая о том, что я не имею ни малейшего представления о последних днях моей матери.
Глаза Мойны вновь наполнились слезами.
— Это были страшные дни. Во всем виновата я одна, и я никогда себе не прощу. Все эти три года я казню себя, казню так, как вы и представить себе не можете. За это я прямиком отправлюсь мучиться в ад, про который мне всегда напоминала ваша мама. Я испробовала все, но не спасла ее. Она больше не захотела жить, мистер Люсьен, вот и все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128