Как когда-то давным-давно говорил папа, ты, Кэт, уже застелила свою постель. Теперь тебе остается лишь улечься в нее.
Небо внезапно потемнело, с юга надвинулись тучи, а ветер стал еще безжалостнее. Кэт решила сойти с дороги и напрямик по замерзшим полям вернуться в Тремэйн-Корт. Но уже через несколько минут ноги ее закоченели на целине, из носа закапало, при том что ее грудь по-прежнему разрывалась. Понурив голову, захлебываясь в порывах ветра, она медленно брела, мечтая об уютном тепле своей каморки, а вихри с воем проносились у нее над головой, бросая ей в лицо пригоршни снега.
Добравшись до маленького кладбища, она обрадовалась: высокие каменные стены защищены от ветра. Она постояла несколько минут, стараясь отдышаться, как вдруг заметила неясное движение где-то в глубине кладбища и поняла, что она здесь не одна.
Теснее прижавшись к стене, она следила за мужчиной, который медленно шел в ее сторону от ворот кладбища.
Она узнала Люсьена и удивилась: она была уверена, что он уже далеко отсюда.
Он казался старым. Черное пальто обтягивало его изможденную фигуру. Он медленно шел против ветра, сильно хромая на одну ногу. Его лицо казалось белее снега, а губы скривила гримаса боли.
Кэт не боялась его. Она была молода, сильна и здорова и прекрасно могла постоять за себя. Тем более что в кармане у нее был нож.
Она видела, что он не замечает ее. На лице его было ясно написано, что он глубоко погружен в свое собственное горе и ему нет дела до остального мира.
Оказавшись всего в шаге от нее, он на мгновение задержался и поднял на нее взгляд, но не узнал ее.
Она вздрогнула.
И когда он, хромая, прошел мимо, она сама, не понимая почему, простерла вслед ему руки, а потом упала на колени в холодную грязь.
Она уже видела эти темные глаза, полные горя и отчаяния, когда он рухнул без сил на пол в музыкальной комнате. Но то, что она прочитала в его глазах на сей раз, ей довелось видеть лишь в зеркале в тот день, когда она решилась навсегда покинуть Ветлы: провалы в темноту, такие же мертвые, как свежевырытая могила.
Мелани металась по своей спальне в дикой ярости, которую даже не пыталась скрыть. Как посмел Люсьен обойтись с ней подобным образом?! Он что, не понимает? Они же могли иметь все: Тремэйн-Корт, деньги, их любовь. Да что значит ее брак с Эдмундом? Ничего! Меньше, чем ничего! Это была просто вынужденная уступка, вот и все.
Никогда в жизни Мелани не встречала мужчину, который привлекал бы ее так, как Люсьен. Она любила его, любила безумно. Никакие зелья Мойны, никакие сверхвыносливые самцы из слуг, даже ее собственные усилия насытить свое тело не давали ей того ощущения, которое она испытывала в его объятиях.
Почему он оттолкнул ее, когда она пришла к нему? Что он хотел узнать, если ее слова превратили его в безумца? Мелани была так занята собой, что едва слышала его. Она даже сама себя почти не слышала. Она едва соображала от бушевавшей в ней похоти. А его вопросы были для нее древней историей. Смерть Памелы. Да пусть себе гниет в могиле! Неужели он не понял, что она, его дорогая Мелани, живехонька и сгорает от желания?
Почему он не смог понять? Ведь он был тогда так далеко, он не мог ей ничем помочь, а Эдмунд был тут, рядом, и сам просился в руки. К тому же во всем виновата эта плаксивая сука Памела: она сама подала ей идею. И Мелани лишь искусно воспользовалась первой же возможностью. Люсьен должен был бы ею гордиться.
Возможно, она немножко поторопилась, явившись к нему в комнату, но теперь готова убить его за то, что он унизил ее. Он обошелся с ней, как с какой-то простолюдинкой, вроде этой Кэт Харвей.
О, она могла бы убить его, если бы так не любила. Но она его любила, она всегда его любила, с первой их встречи. Люсьен Тремэйн появился на балу в Бате — и в жизни Мелани — в самый подходящий момент, и его преклонение перед ней, совершенно непохожее на то, как с нею обычно обращались, моментально убедило ее, что это то, что ей нужно. Он обожал ее. Да, именно так. Обожал!
И он сумел разжечь ее чувства и удовлетворить ее так, как это не удавалось ни одному мужчине ни до, ни после него. Не жить же ей вечно на Мойнином зелье? Нет! Она должна пойти к нему и все объяснить. Наверняка он поймет.
— Вы звали меня? Что такое? У вас ведь месячные. Вы же знаете, что в эти дни я вам ничего не дам. Это слишком опасно, а вы пока еще мне нужны.
— Что? — непонимающе воскликнула Мелани, вырванная из своих размышлений. — Да когда же ты перестанешь пугать меня, несчастная старая карга?! Я посылала за тобой несколько часов назад. Как ты смеешь заставлять меня ждать?
Мойна прошла вглубь комнаты и чинно расположилась на краешке кресла, заботливо оправляя засаленные черные юбки. Мелани с отвращением фыркнула.
— Я собирала старые вещи мастера Люсьена, чтобы отправить их ему в «Лису и Корону», — заявила Мойна, — хотя они и будут теперь болтаться на нем как на вешалке. Бедный мальчик, ему теперь некуда податься. Конечно, он должен был уйти отсюда, чтобы подумать на свободе, да только не сейчас. И вы виноваты в этом, мисси. У нас ведь был уговор. Я предупреждала вас, что надо терпеть.
Мелани уселась перед зеркалом на туалетном столике, внимательно разглядывая едва заметные морщинки на лице. Она еще молода, ей двадцать три, хотя для окружающих — всего девятнадцать. И она располагает еще добрым десятком лет неувядающей красоты, если будет заботиться о себе должным образом. Ее красота всегда была ее основным достоянием, ее простым и надежным оружием, и она ценила ее превыше всех тех алмазов, которые украшали ее шею.
Мелани коснулась кончиком пальца уголка губ: здесь будет морщинка, если не обращать на это внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128