Мужчины не видели Джека, потому что были слишком заняты разговором друг с другом.— Я ничего не могу поделать, Клэнси. Я должен все тебе высказать. И я по-прежнему утверждаю, что мы должны поесть, поспать, а потом сбежать отсюда.Толстяк шел за худым мужчиной, размахивая руками, словно ветряная мельница.— А я вот что говорю, трус ты этакий. Здесь мы в безопасности, по крайней мере сегодняшнюю ночь. Оглядись — видишь каких-нибудь драконов?Толстяк, как ему и было велено, огляделся. Сначала он посмотрел вверх, на потолок, а потом — вниз. И увидел семилетнего мальчика. Толстяк удивился, а Джек зарычал и, оскалив зубы, постарался замахнуться мечом.— Э… Клэнси, мы не одни, — сказал толстяк, указывая на Джека. — Посмотри, друг мой, и увидишь настоящего солдата. Хотя и юного.Клэнси, который был занят тем, что запирал дверь, обернулся и посмотрел на Джека. Склонив набок голову, он почесал пальцем большой, похожий на клюв нос и сказал:— Вижу, Клуни. Храбрый мальчик.Джек смотрел то на одного мужчину, то на другого и не мог понять, кто они. Во всяком случае, они не были похожи на гостей его отца. Говорили они как-то странно, не очень понятно. Их жесты были величественны, а театральные позы и вовсе казались смешными, хотя и немного пугали. Их необычная одежда напомнила ему старинные портреты, которые висели в галерее в западном крыле замка.— Да, Клэнси, это храбрый малый, — тихо откликнулся Клуни, и, улыбаясь, пошевелил перед носом Джека пальцами в знак приветствия. — Но он очень напуган, хотя и очень храбр. И хмурится так грозно, что твой пират. Короче, Клэнси, у этого малого мужской меч, а его взгляд не сулит нам ничего хорошего.В ответ Джек опять зарычал и чуть больше приподнял над полом тяжелый меч, хотя на это ушел почти весь остаток его слабых сил.— Еще одно слово, господа, и я убью вас. Сейчас же убирайтесь отсюда!Клэнси сделал еще шаг в комнату. Потом еще два. — Пожалуй, я рискну, сынок. Двум смертям не бывать, одной — не миновать. Все в руках Божьих. — Клэнси выглядел вполне миролюбиво, размахивая жареной куриной ножкой. — Может, храбрый малый опустит свой меч, мы все хорошенько поужинаем и доживем до завтрашнего утра?— Не стоит искушать голодного человека, — сказал Клуни и совсем смутил Джека, достав откуда-то из глубин своего костюма яблоко и протягивая его мальчику.— Уходите! — снова приказал мальчик, хотя аромат жареного цыпленка щекотал ему ноздри, вызывая голодные спазмы. — Вас предупредили, господа. Уходите сейчас же или я проткну вас мечом за ваши странные речи.— Вы хотите убить нас за наши странные речи? — воскликнул Клуни, прижимая руки к груди. — Ты слышал, Клэнси? Да этот мальчик — критик. Послушай, сынок, — продолжал Клуни, с улыбкой обращаясь к Джеку, — мы не такие уж плохие актеры, ей-богу! Мы хорошо знаем текст, мы всегда вовремя уносим ноги, и мы с большим уважением относимся к Барду. Это я о Шекспире, сынок. Уил Шекспир, слыхал о таком? А мы — Клуни и Клэнси из бродячей труппы актеров, играющих Шекспира. Надо было сразу тебе об этом сказать, не так ли? Клэнси, почему ты не рассказал об этом мальчику?— Я собирался это сделать, Клуни, — сказал Клэнси, снимая свою дурацкую бархатную шляпу, обнажив довольно лысый череп и длинные, свисающие до плеч седеющие волосы. — Но потом я подумал: мы покажем мальчику, что умеем. Всем известно, что мы умеем великолепно декламировать, но можем жонглировать и много чего еще. Правда, Клуни?— Верно, Клэнси.Клуни извлек еще одно яблоко из недр своей бархатной куртки, потом еще одно. Он подбросил их в воздух одно за другим, а затем стал ими жонглировать, да так быстро, что у Джека, наблюдавшего за ним, даже немного закружилась голова. Он не мог понять, как этот человек так ловко управляется с тремя яблоками, если у него только две руки. Были ли тому причиной необычная одежда Клэнси и Клуни, их странные речи, а может, куриная ножка — этого Джек понять не мог, но он наконец расслабился и опустил тяжелый меч. Потом, устало вздохнув, сел на пол. У него было слишком мало сил, чтобы биться или… чтобы пуститься наутек.— Вы ведь не с ним, да? — тихо спросил он и потер рукой глаза. — Нет, конечно, хотя и кажетесь такими же пьяными, как остальные. — Мальчик вопросительно смотрел на актеров. В его глазах светилась печаль, а нижняя губа дрожала. — Это будет продолжаться еще шесть дней и шесть ночей. Я этого не перенесу. Я так устал.— Храбрый мальчик. — Клэнси сел возле Джека на корточки, вынул из слабых рук ребенка тяжелый меч и нежно погладил его по голове. Джек вздрогнул. Никто никогда к нему не прикасался, разве что для того, чтобы дернуть за ухо или хлопнуть по спине. Но чтобы гладить по голове… этого он не понимал.— Клуни, — услышал он, — полагаю, мы вторглись в детскую. Да, сынок? Не хочется в это верить, малыш, но я должен тебя спросить. Неужели ты — Боже, не допусти этого — сын Ужасного Августа?Ужасный Август. Это имя вызвало подобие улыбки на губах Джека, и он еще больше расслабился. Он кивнул и медленно поднялся на ноги.— Я — Джек, сэры. Джек Колтрейн. Август Колтрейн — мой отец. Как вы понимаете, я ненавижу его. И очень сильно. Сегодня я не смог пробраться вниз за едой, а слуги все разбежались. Если, сэр, вы спросите меня, не хочу ли я кусочек куриной ножки…— Ты здесь один? Сколько вас? — спросил Клэнси, протягивая Джеку куриную ножку. — Сколько детей у Августа Колтрейна?Джек больше не мог сдерживаться. Он схватил куриную ножку и начал быстро ее обгладывать. — Здесь только я. Кроме отца, я здесь единственный Колтрейн.Джек взглянул на розовощекого Клуни, который так ловко жонглировал яблоками, потом на Клэнси, который дал ему куриную ножку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87