Как же ему хотелось сейчас, чтобы Ральф вновь вернулся к жизни, хотя бы на несколько минут, и сказал ему, что он успел сделать. Как же ему хотелось снова убить его за его суеверия, за его легковерие… за его идиотский страх смерти!
— Значит, теперь ты не можешь умереть, а, Ральф? Ты сделался непобедимым? — Он с силой ударил Хервуда по ногам. — Глупый несчастный бедолага!
Быстро окинув взглядом письменный стол, чтобы удостовериться, что на нем не осталось болыпе бумаг, Вильям взял свою шляпу и плащ и, остановившись на пороге, внимательно оглядел комнату. Прощальную записку он вообще решил не писать. После всей этой писанины Ральфа его тошнило при одной только мысли о том, чтобы взяться за перо. И потом, записка эта, в сущности, была не столь уж и важна. Главным было теперь узнать, что стало с чистовиком исповеди Ральфа, переданном им этому мошеннику, этому Максвеллу, который сейчас уже несомненно знал все секреты Ральфа, все секреты Вильяма Ренфру. Связь Ральфа с этим Максвеллом не была случайной. Лейлхем чувствовал это нутром. Кому-то было нужно, чтобы Ральф написал эту свою исповедь. Кто-то хотел сокрушить Ральфа, а вместе с ним и его, Вильяма Ренфру, графа Лейлхема. Да, вне всякого сомнения, все так и было.
Сейчас он был уверен в этом на все сто процентов.
Двоих можно было бы счесть совпадением.
Трое уже вызывали подозрения.
Но четверо, а может, и пятеро?
Это уже попахивало заговором.
Он вдруг подумал о Маргарите, подумал о том, что сказал о ней Ральф. Было ли это правдой? Могла ли она изменить ему — и с этим надменным неотесанным американцем?
Все разваливалось. Вместо того чтобы двигаться к успешному завершению, все разваливалось.
Перри скрылся. Стинки сидел в тюрьме. Артур был в немилости. Ральф был мертв.
Оставался он один, Вильям.
Донован? Вряд ли. У Донована не было для этого никаких оснований. Сокрушив их, он ничего бы от этого не выиграл. К тому же тот, кто это спланировал и смог осуществить, должен был знать всех четверых достаточно хорошо, чтобы, играя на их слабостях, поймать в западню.
Кто еще? Кто хорошо знал их всех? У кого могла возникнуть мысль их всех уничтожить? Кто постоянно находился рядом, разговаривал с ними, а потом, смеясь, наблюдал, как они идут ко дну? Конечно же, этот человек должен был наблюдать за этим, и не издалека. Никто не планирует подобного публичного унижения без того, чтобы потом не прийти полюбоваться на дело своих рук.
Исключение составляло лишь наказание, придуманное этим человеком для Ральфа. Да, конечно! Все эти несчастья, постигшие его приятелей, были не чем иным, как наказанием. Но наказание Ральфа с самого начала и не было задумано как публичное унижение. И вероятно, оно также было и спланировано более тщательно, чем остальные. От Ральфа этому человеку требовались лишь их секреты.
Все мои секреты!
Кто же так сильно их всех ненавидел и желал уничтожить?
Маргарита?
Почему он опять подумал о ней? Это было просто смешно. Нет, прежде всего ему нужно успокоиться и собраться с мыслями. Маргарита не может иметь к этому никакого отношения. Она была его будущей безупречной королевой, прекрасной заменой Виктории…
Но минуту! Вспомни, что сказал Ральф! Нельзя оставлять без внимания ни одной возможности, какой бы отвратительной она ни казалась на первый взгляд. Маргарита знала их всех и знала очень хорошо. Ральф назвал ее шлюхой. Он сказал, что она была с Донованом. Если это правда…
Нет, только не сейчас. Я не стану думать об этом сейчас.
Вытащив из кармана носовой платок, Лейлхем вытер со лба холодный пот. Он должен уйти отсюда. Но он не мог вернуться домой. Что если он прав? Что если кто-то горел желанием сокрушить, уничтожить их всех? Что, по мысли этого человека, могло сокрушить его, Вильяма Ренфру, графа Лейлхема — графа Лейлхема, черт побери!
Конечно же, исповедь Ральфа! Но как, каким образом? Шантаж? Или исповедь Ральфа будет передана премьер-министру?
Он должен был подумать… подумать… собраться с мыслями. Но он не мог вернуться домой. Его уже могли там поджидать.
Он прикажет кучеру возить его по Лондону, пока в голове у него окончательно не прояснится. Он не был дураком. Он не смог бы достичь столь многого, если бы был дураком. Но что ему делать? Что ему делать сейчас?
Что он забыл сделать?
Какая-то смутная мысль вертелась у него в голове, не давая покоя. Он чувствовал, что ему обязательно нужно было что-то сделать. Но что? Прощальная записка Ральфа? Нет, он решил ее не писать. Плащ, шляпа? Они были у него в руках. На столе, правда, остался его бокал с вином, но все решат, что из него пил сам Ральф.
Но было еще что-то. Что-то необычайно важное. Но что?
Несомненно, когда он сядет в карету, и она покатится по улицам Лондона, мысли у него прояснятся на свежем воздухе и ответ сам придет к нему.
Все ответы всегда сами к нему приходили.
ГЛАВА 19
Еще одна такая победа, и я останусь без войска.
Пирр
Свет единственной свечи отбрасывал причудливые тени на стены. Маргарита в одном пеньюаре ходила по спальне взад-вперед, ломая руки и мечтая лишь о том, чтобы ночь поскорее кончилась и, наконец, наступило утро.
Сон не шел к ней. Она слишком долго жила своими планами и мыслями о мести, и сейчас ей с трудом верилось, что очень скоро все это кончится. Она не чувствовала за собой никакой вины за то, что сделала. Однако она также не испытывала и никакой радости, никакого облегчения.
Одно только страстное желание, чтобы все это поскорее кончилось.
Она невероятно устала, но сейчас, когда Марко, скорее всего, уже получил средство для нанесения последнего удара, который сокрушит Вильяма, об отдыхе нельзя было даже думать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122