Вильям быстро упал на колено и, протянув руку, выдернул коврик из-под ног Хервуда. Сэр Ральф рухнул на пол и пистолет, выпав из его руки, откатился к стене. В мгновение ока Лейлхем оказался на хозяине, схватив его за волосы, стал с силой бить головой об пол.
Он остановился, только когда Ральф обмяк под ним, потеряв сознание. Тогда он поднялся и внимательно оглядел комнату в поисках какого-нибудь орудия, с помощью которого мог бы закончить дело. Пистолет здесь явно не годился, поскольку от него было слишком много шума и… грязи. К тому же смерть Ральфа не должна была выглядеть как убийство. Совсем ни к чему привлекать к этому делу полицию. Лучше всего сделать все так, как тогда с Жоффреем.
Мысль эта вызвала улыбку на лице Лейлхема и, поправив завернувшиеся манжеты, он вновь, более внимательно, оглядел комнату. Внезапно взгляд его остановился на крепких шелковых шнурах гардин.
Поспешно он снял шнуры со всех трех окон и, отложив один шнур в сторону, связал остальные вместе, после чего отложенным шнуром связал руки Ральфа у него за спиной.
Поставив стул в центре комнаты под люстрой, граф взобрался на него и просунул один конец самодельной веревки сквозь скобу, на которой держалась люстра. После чего подергал веревку, пробуя на прочность, и, оставив ее висеть там, спрыгнул на пол.
Отлично.
Он усадил Ральфа на стул и, сделав на одном из свисавших концов веревки петлю, набросил ее ему на шею, постаравшись, чтобы узел пришелся Хервуду чуть ниже кадыка.
Лихорадочно соображая, он отмерил расстояние между стулом и большой декоративной ручкой, с помощью которой открывалась дымовая заслонка камина. Он должен дотянуться до этой ручки. Только это и требовалось.
Теперь предстояло самое трудное. Он быстро потер ладони, мысленно поздравив себя с тем, что, благодаря постоянным тренировкам, тело его все еще было сильным и мускулистым. Затем взял другой конец свисавшей сверху веревки и, накрутив ее дважды вокруг левого запястья, начал тянуть в сторону камина.
Медленно шелковый шнур заскользил через скобу, приподнимая Ральфа со стула, и петля начала постепенно затягиваться у него на шее.
Стоя к Ральфу спиной и тяня изо всех сил за перекинутую через плечо веревку, Лейлхем смог наконец сделать шаг, затем еще один к заветной заслонке. Вскоре поднимаемое со стула тело Ральфа уже едва касалось пола кончиками туфель.
И тут Ральф очнулся.
Он начал извиваться, пытаясь достать ногами пола, и изо рта у него вырвался хрип. Но не крик. Он уже не мог кричать, поскольку узел петли вдавился ему в кадык.
Вильям повернулся и, упершись ногами в пол и слегка откинувшись назад, сильнее потянул за веревку, бесстрастно наблюдая за тем, как лицо сэра Ральфа из багрового делается синим, глаза, в которых застыл непередаваемый ужас, вылезают из орбит… и наконец стекленеют в смерти.
Только три дюйма отделяли сэра Ральфа от пола, когда он умер.
Сделав последнее усилие, Лейлхем наконец дотянулся до камина и, закрепив веревку на ручке заслонки, опустился без сил на пол, пытаясь восстановить дыхание.
Все было кончено.
Ральф оказался весьма предусмотрительным, отослав слуг. Это будет одним из доказательств того, что он решил покончить с собой. Недоставало лишь прощальной записки… краткой и по существу.
С трудом поднявшись на ноги, Лейлхем пересек комнату и подошел к письменному столу, решив отыскать какой-нибудь клочок бумаги, на котором можно было бы написать прощальное письмо своего покойного друга. Но каждый лист на столе был уже исписан и помечен вчерашним числом. Каждый. Исписан, испещрен помарками и заляпан разводами и пятнами… следами слез? Зачем,
черт побери, понадобилось Ральфу изводить такую кучу бумаги? Лейлхем взял исписанные листы и шагнул к столику со своим недопитым бокалом, игриво ткнув по пути Ральфа в живот, от чего тело закачалось, затем уселся в кресло и принялся за чтение.
Он начал читать медленно, слегка усмехнувшись при виде слов «Щит непобедимости», затем взгляд его заскользил по строчкам, и вскоре улыбка исчезла с его лица. Он выпрямился в кресле, продолжая читать не отрываясь до самого последнего абзаца:
«Я клянусь, даю самую священную клятву, что это моя полная исповедь, написанная без принуждения, по доброй воле, какой она, как говорил Максвелл, и должна быть. Я покончил со своей прежней жизнью сейчас и готов войти в царство возрождения, в царство вечной жизни. Я передам эту исповедь Максвеллу сегодня в полночь, и он использует ее для того, чтобы окончательно очистить меня от моих грехов. Я чувствую себя таким свободным, таким полным жизни… и я буду жить вечно! Теперь я не могу умереть!»
Лейлхем поднял глаза на все еще слегка покачивающееся безжизненное тело Хервуда и процедил сквозь стиснутые зубы:
— Дурак! Какой же ты в сущности дурак!
Он сгреб со столика бумаги и бросил их в пламя камина, поворошив для верности листы кочергой. Пламя взметнулось вверх, уничтожая все следы их замыслов, их проектов. Всего, что они сделали за эти годы.
К несчастью, это был лишь черновик. Вильям хорошо знал Ральфа — думал, что знает его, — и Ральф был весьма педантичен. Вне всякого сомнения, он переписал свою исповедь начисто. И эту-то последнюю копию он и передала этому шарлатану, этому Максвеллу. Конечно же, он уже передал ее и был уверен, что теперь у него есть этот дурацкий «Щит непобедимости». Иначе он никогда бы не осмелился угрожать ему пистолетом.
— Кто такой Максвелл? — вновь и вновь спрашивал себя Лейлхем, меряя шагами комнату и то и дело останавливаясь, чтобы со злостью ткнуть кулаком Ральфу в живот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122