Бандиты, тихо чертыхаясь, подхватывают его и начинают приводить в чувство. Шаман, не моргнув глазом, дочитывает заклинание, резко выдергивает костяную палку и, надавив ею на вскрытый участок черепной кости, обильно поливает рану каким-то тягучим составом из небольшой берестяной бутылки.
Соединяясь с кровью, состав пенится и шипит, затем, спустя несколько секунд, застывает, образуя твердую желтоватую корку, похожую на янтарь. Тутол вновь оттягивает веко жертвы и долго изучает зрачок.
– Готово, однако, – флегматично объявляет он курчавому, успевшему прийти в себя и хватающему ртом воздух наподобие большой рыбины, выброшенной на сушу. – Можно забирать.
– Что… уже все? – «Кашемировый» болезненно морщится. – И никаких… никаких транквилизаторов, антибиотиков… А?
– Две луны надо лежать, – терпеливо поясняет Тутол, словно не расслышав его вопроса, и для убедительности тычет пальцем вверх. – Башка совсем заживет – можно работать выгонять. Они знают. – Он кивает в сторону бандитов.
Те подтверждают слова шамана, дружно кивнув квадратными черепами.
– Выходит, ничего ему колоть-вводить не надо… И он гарантированно не умрет? – Курчавый, похоже, все еще сомневается. – Верно?
– Да все нормально, братан, че ты переживаешь! – досадливо восклицает старший бандит. – Мы обо всем в курсе – как и чего. Никто еще не помер – проверено неоднократно! Я тебе отвечаю – все будет тип-топ.
– Очень хорошо, – соглашается наконец курчавый и, смущенно крякнув, показывает пальцем на Тутола и его раба:
– Давай… пристрелите этих.
– Не понял! – удивляется старший. – Ты че, в натуре – совсем? А дырки кто потом будет вертеть – ты?
– Шутит, – успокаивает его младший «шкаф». – Хорош прикалываться, рассчитайся с ним, и покатили. А то жрать уже охота.
Тутол улыбается. Гость набрался впечатлений и слегка переутомился от переживаний – эвон как нехорошо шутит. Надо забрать деньги и выпроводить его на свежий воздух, а то еще начнет буянить – такие случаи бывали.
– Они – свидетели. – Курчавый вновь тычет пальцем в сторону Тутола и Васьки. – А этот тип стоит такие бабки, – он переводит палец в сторону распростертого на топчане мужчины, – что вам и в самых смелых мечтах привидеться не могут. Получив их, мы уберем его, и все будет шито-крыто… А если его клан каким-то образом узнает, что с ним случилось на самом деле, всех нас будут очень долго распиливать на части. И не только нас… Кто поручится, что шаман не расскажет об этом случае, когда его начнут активно допрашивать умелые ребята? А в том, что они будут искать со всевозможным пристрастием, я ни капельки не сомневаюсь… Так что, ребята, делайте выводы.
Немного подумав, «шкафы» синхронно вытаскивают из плечевой кобуры пистолеты. Старший, нахмурясь, укоризненно пеняет «кашемировому»:
– А че ж ты раньше не сказал? Мы-то думали – обыкновенный лох, ну, фирмач там какой…
Тутол перестает улыбаться – бандиты медленно, как бы нехотя, поднимают стволы и целятся: старший в него, тот, что помладше, – в Ваську.
– Я никому не скажу, – бормочет шаман помертвевшими губами. – Клянусь всеми духами тайги – никому!
– Извини, дед, так получилось, – сокрушенно бормочет старший, взводя большим пальцем курок. – Ей-богу, вот так вот – не хотели… – Выстрелы получаются неожиданно громкими – пистолету положено стрелять гораздо тише. На глазах изумленного шамана бандитов отбрасывает назад – из огромных ран на груди хлещет кровь. Такие раны делает в теле большого зверя его «ремингтон», заряженный специальными патронами, на пулях которых Васька делает надфилем крестообразные надрезы. Только при чем здесь «ремингтон»?
– Хороший ствол, – замечает профессор, входя в хижину. Из ствола «ремингтона» в его руках струится легкий дымок. – Однако, дядька, я тебе жизнь спас… Давайте грузите зомби в снегоход и быстро собирайте шмотки – надо отсюда сваливать. А я пока с этим фруктом потолкую. – Он приближается к трясущемуся от страха курчавому и приставляет ствол к его лбу.
– Ну-ка, соколик, расскажи, что это за зверь такой и с чем его едят. – Профессор кивает на топчан, но, заметив, что Тутол застыл на месте в нерешительности, недовольно понукает его:
– Я тебе что сказал, старый пердун?
Хочешь еще немного пожить – собирайся, поедешь со мной. Я тебя спрячу и в обиду не дам. А ежели останешься – на тебя уже завтра красноярская братва охотиться будет. Ферштейн?
Тутол стряхивает оцепенение, дает команду Ваське – собрать самое необходимое – и начинает суетливо перемещаться по хижине, принимая участие в сборах. Проследив за движениями аборигенов, профессор удовлетворенно хмыкает и, уставив на трясущегося курчавого тяжелый взгляд, изрекает:
– Вот что, сокол… Ты, как сам понимаешь, не жилец. Но, если хочешь умереть быстро и безболезненно, расскажи-ка мне, что это за фрукт и как вы им собирались воспользоваться. И поживее, я тороплюсь…

1


Правый ус получился несимметричным. Припомнив о разности восприятия объекта в зависимости от перспективы, Иван отошел назад, посмотрел, запрокинув голову, – нет, заметно. Лениво чертыхнувшись, он промокнул рукавом выцветшей футболки вспотевший лоб, подковылял к стене и несколькими жирными штрихами подкорректировал оплошность: нарисовал вождю сплошные усы, щетинистые, что ваша обувная щетка, и хищно топорщащиеся во все стороны. Получилось довольно сносно, только теперь Отец Народов отчего-то стал похож на хрестоматийного героя Джигарханяна из фильма «Собака на сене». – Дюрер фуев, бля, – поругал себя Иван. – Веласкес, бля, недоделанный! Стоило с тебя за это наручники снимать… – и принялся методично выписывать детали сталинского френча, отгоняя надоедливых мух, липнущих к давно не мытому, пропотевшему насквозь телу, вполуха прислушиваясь к нездоровым шумам внутри хибары и вполсилы пытаясь припомнить, а какие же, собственно, были усы у Великого Палача – сплошные или с разделом посередке?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23