На этот раз со мной обходятся милостиво: актриса недолго испытывает на мне могущество своего взгляда и, подняв свои изумительные брови, – жест, который разошелся в сотнях подражаний, – с улыбкой спрашивает:
– Из-под этого носа?
И я понимаю, что никто даже не осмелился бы подумать о такой дерзости. Да, господа, Мэгги Кендал не знает себе равных. Если она и побывала в руках хирурга-косметолога, это наверняка был гений своего дела – он не оставил никаких следов вмешательства в совершенную природу. Правда, в уголках ее кошачьих глаз едва заметны легкие морщинки, но увидеть их можно только при очень большом увеличении, которое, конечно, немыслимо для кинокамеры. Женщина, которая перешагнула за сорок, выглядит тридцатилетней. Несомненно, именно поэтому она играла тридцатилетних героинь дольше, чем другие. Но ведь на то она и суперзвезда, не так ли?
– Нет, дело совсем не в этом, – возражает мисс Кендал, приближая к зеркалу свое лицо, чтобы нанести последний штрих. – Все дело в моем диапазоне. Я могу сыграть и молоденькую, и старушку. – Она бросает на меня испытующий взгляд. – Я полагаю, вам доводилось видеть меня в разных ролях?
– Разумеется. В «Чокнутой» вам было тридцать, а в «Молодой душою» вы старились до семидесяти. Но вот то, что остается в промежутке – сорокалетние героини – они ведь пока так и не вошли в ваш репертуар. Похоже, тут кроется какая-то тайна?
Мисс Кендал ничуть не сконфужена. Правду говорят, она умеет держать удар.
– У каждой хорошей актрисы есть своя тайна, – спокойно отвечает она.
– Но вас давным-давно перестали называть «хорошей». Вы уже много лет как «великая» – если не ошибаюсь, с тех пор, как вы завоевали не только экран, но и сцену.
Она улыбается своим воспоминаниям.
– Господи, как сейчас помню этот гигантский жуткий зал театра «Ахмансон-центр». 1973 год. Я полмесяца подряд играю Гедду Габлер. В первый вечер меня просто силком вытолкнули на подмостки…
– Но лос-анджелесские критики присудили вам награду как Лучшей актрисе, и ангажемент продлили еще на три месяца. Спектакль шел при аншлагах.
– Это было очень мило с их стороны, – тихо произносит мисс Кендал.
– Потому что вы были очень хороши в этой роли. Вашу трактовку называли сенсационной и – цитирую – «неслыханно новой».
– Мне всегда хотелось сыграть Гедду. Мне кажется, я ее понимаю.
– Всегда – то есть сколько времени?
– Я мечтала стать актрисой прежде, чем узнала значение этого слова.
– А как же это произошло? – спросил я, зная, что отчаянно рискую, ибо всем известно, что Мэгги Кендал ревностно оберегает свою частную жизнь и точно разграничивает свои общественные функции и личную жизнь.
– Теперь это уже не имеет никакого значения, – отвечает она с ледяным величием, ясно давая понять, что я вторгся в запретные пределы. – Я предпринимаю обходной маневр.
– Вы всегда хотели быть именно такой актрисой, какой стали? И играть именно такие роли? Тех самых женщин?
– Да, с тех пор как увидела Бетт Дэвис в «Лисичках». Она навсегда осталась моим кумиром.
– Жаль, что она уже не может вернуть вам комплимент. Она говорила, что вы слишком красивы для великой актрисы, что по-настоящему великая актриса может выглядеть красивой тогда, когда это необходимо по роли – независимо от того, хороша ли она в действительности или нет.
Она улыбается.
– Бетт никогда не боялась высказать то, что у нее на уме. К счастью, она была очень умной женщиной.
– Не потому ли вы никогда не играла вместе?
– Нам никто этого не предлагал. – Возможно, из-за вашей несовместимости.
Я чувствую, что попал в точку. Глаза у мисс Кендал загораются.
– Да, при соприкосновении искры могли бы посыпаться снопом.
– В начале карьеры ей очень помогла мать. Вы делали свою карьеру сами. Это был большой минус?
– Я была очень самостоятельной с ранней юности. Кроме того, мои родители никогда не одобрили бы моего решения стать актрисой. При них я бы и заикнуться не посмела о театре. К счастью, мне встретились две женщины, которые одобрили мой выбор и помогли мне. Одна из них помогла мне сделать первые шаги на пути осуществления моих планов. Другая предупредила о подстерегающих на этом пути опасностях.
– И вы последовали их советам? Они помогли вам одолеть огонь и воду?..
– Да. Поначалу я была очень наивной. Все мне казались ангелами…
Она вновь улыбается.
– Пришлось набить немало шишек, прежде чем стала немножко разбираться в людях. Я переиграла с дюжину мелких ролей, прежде чем мне доверили главную роль в «Я так хочу». Я уж не говорю о том времени, когда меня занимали только в массовке. Словом, я вовсе не в одночасье «проснулась знаменитой». «Я так хочу» – это результат долгих и упорных трудов.
– Вы ведь не учились в актерской школе?
– Я не могла себе этого позволить.
– Разве вы не слышали о стипендиях для одаренных студентов?
– Как ни странно – нет. Когда я приехала в Лондон, я вообще ничего и никого не знала. Верьте – не верьте, я была такой невинной простушкой…
– Вы из Йоркшира?
– Да.
– Вы никогда не рассказываете о своей юности.
– Не о чем говорить. Юность – белая страница, на которой жизнь со временем пишет свои строки. Я ничем интересным не занималась, ничего интересного собой не представляла, покуда не стала актрисой. Только тогда и началась настоящая жизнь…
– Начало – трудная штука?
Тонкая рука наносит тушь на ресницы.
– Порой, – говорит она, – мне казалось, что я никогда ничего не достигну. Я начала карьеру с самого низа, мне пришлось карабкаться очень долго и упорно, прежде чем я смогла подняться так высоко.
– Следовательно, вы, как мисс Эванс, – самородок, актриса от Бога?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121