Почему прячет, как какого-нибудь монстра. Почему стыдится? Почему при одном моем появлении на лице у нее застывает безжизненная маска? Кто я? Откуда? Чья? Вот подходящее время, чтобы потребовать от нее ответов на эти вопросы. Я хочу знать все.
Чем сильнее она пьянела, тем решительнее становилась. «Сегодня же спущусь к ней. Мы встанем друг перед другом. А почему бы и нет? – Ее чувства начали вскипать, требуя выхода из темницы. – С какой стати я должна терпеть такое отношение? – Алекс стукнула кулаком по столу. – Черт знает что такое! Восемнадцать лет – с того самого момента, как меня пятилетней девочкой привели сюда, я терплю – неизвестно почему и неизвестно за что – такое отношение». Под действием вина старые воспоминания начали всплывать в памяти. И былая боль становилась все острее… «Вот твой выродок… Она твоя дочь и навсегда останется твоей дочерью… Ты ее мать, а мой сын не имеет к ней никакого отношения. Вот и занимайся ею, иначе хуже будет». «Так кто же мой отец? Неужели память о нем так ей ненавистна? Наверное, он бросил ее… С какими же ужасными обстоятельствами должно быть связано мое рождение, если она не выносит даже намека на них?»
Алекс встала, слегка качнувшись. Вот и настало время узнать правду.
Сначала Алекс зашла в ванную комнату, сполоснула лицо, но холодная вода не смогла остудить вспыхнувших в ней, такой спокойной и рассудительной, чувств.
«Наконец-то ты выскажешь все, что носила в себе», – проговорила она своему отражению. Лицо, которое смотрело на нее из зеркала, было незнакомо Алекс: глаза ее сверкали, щеки горели огнем.
Но когда Алекс села в кресло и откинулась, подложив под голову подушку, чтобы дождаться, когда закончится прием, сон сморил ее. Проснулась она лишь от доносившегося снизу шума – гости Евы разъезжались. На плечах дам уже были наброшены перелины и накидки. Сейчас последуют рукопожатия, поцелуи, фырчанье отъезжающих машин… Алекс протерла глаза, глядя вслед уезжающим. Вот Жак, как обычно, запер двери.
– Необыкновенный вечер, мадам, – вежливо проговорил он.
– Да, как всегда, – ответила довольная собой Ева. Она повела плечами, словно освобождаясь от их оков, и потерла шею.
– Будут еще какие-нибудь распоряжения, мадам?
– Нет, все. Пойду пожелаю спокойной ночи сыну и тоже пойду спать.
– Спокойной ночи, мадам. – И Жак исчез в столовой.
Продолжая растирать плечи и шею, Ева быстрым шагом прошла в комнату сына. Выйдя оттуда на цыпочках, она осторожно притворила за собой дверь и начала подниматься по лестнице. Алекс встала. Ее раздражение и злость прошли, остались только тошнота да дикая головная боль. Вместе с выветрившимся алкоголем испарилась и ее храбрость. Но когда она все же встала, ноги почему-то отказались подчиняться ей, и она, потеряв равновесие, ухватилась за первое, что попалось под руку, – это оказался небольшой столик-тумбочка. Не выдержав ее тяжести, он упал. Алекс попыталась приподнять его и поставить на место. Тут-то ее и настиг голос Евы, холодно прошипевший совсем рядом:
– Что ты тут делаешь?
Алекс оставила столик в покое и выпрямилась, как солдат на перекличке:
– Собираюсь поговорить…
Женщина с отвращением выговорила:
– Да ты пьяна, кажется!
– Нет, не пьяна. Я зла. И считаю, что настало время задать вам несколько вопросов.
– Я не обязана отвечать тебе ни на какие вопросы.
– Ничего подобного! – Гнев переполнял Алекс до краев, отрезвляя ее. – Мне нужен ответ на один вопрос: кто на самом деле моя мать? Если вы, то почему постоянно стараетесь унизить меня, словно за что-то ненавидите. Почему Мэри Брент бросила меня к вашим ногам и вы оставили меня при себе, хотя вы меньше всего этого хотели? Почему этот старик-священник приходил сюда? И почему…
– Замолчи! – Голос Евы прозвучал как удар хлыста. Она обернулась – в холле по-прежнему никого не было.
– Почему вы стыдитесь меня? – продолжала жестко Алекс. И голос ее становился тем крепче, чем сильнее клокотал гнев.
Ева шагнула вперед, вцепилась в плечи Алекс и с силой толкнула ее к зеркалу, висевшему на стене:
– Вот ответ на твои вопросы!
Алекс посмотрела на свое отражение.
– Я повсюду известна как королева красоты. А теперь взгляни на себя. Как я могу признать такую дочь?!
– Господи, да это же жестоко, – прошептала обескураженная Алекс.
– Нет, честно. Моя репутация рухнет, как карточный домик, в тот самый момент, когда все увидят, какого урода я родила.
Алекс закрыла глаза, чувствуя, как слабеют ее ноги.
– Я одевала, кормила, поила тебя. Дала образование.
– Но вы никогда не любили меня…
– Я не могу любить то, что уродливо.
– Это противоестественно.
– Но такова уж моя натура…
Алекс нахмурилась: стоявшая перед ней фигура в белом начала расплываться.
– Нет. Здесь кроется что-то другое. Я чувствую.
– Ты ничего не можешь знать, потому что ничего нет. И мне нечего добавить к сказанному. – Она отдернула руки. Но следы ее неистовых объятий остались на плечах Алекс.
– Оставайся жить в своем собственном мире, – проговорила Ева, – здесь тебе нечего делать. Деньги у тебя есть – они находятся у доверенного лица, ты не глупа и образованна. Вот и добейся чего-нибудь с тем, что у тебя есть. Как это сделала я. И никогда, слышишь, никогда не задавай мне никаких вопросов! – Маска снова прилипла к ее лицу, а улыбка Евы опять выражала лишь презрение. – Больше я не желаю разговаривать.
– Но вы так и не ответили на мои вопросы.
Ева повернулась к ней:
– Потому что ни на один из них я не желаю отвечать.
Алекс заметила, как словно пламя сверкнуло в глазах Евы.
– У меня не было ничего, когда я начинала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149