– Ну вот, она уже очухалась, – вздохнул он с облегчением, – и укатила в Женеву. Надеюсь, снова с головой уйдет в работу. Открой окно, – попросил он, – а то у меня от этого запаха «Евы» башка трещит.
Вопреки его ожиданиям, Ева вернулась через двое суток.
«Интересно, кого она нашла на сей раз?» – подумал Крис.
Ева вернулась обновленной: счастливой и возбужденной от переполнявшей ее радости. Предстоял ужин с гостями при полном параде. Торжественный прием. С музыкой, танцами, масса гостей – настоящий праздник. Алекс и Крис, естественно, были в стороне от хлопот. А Ева осваивала очередную роль – гостеприимной хозяйки дома. Она долго в мельчайших подробностях обсуждала с Цезарем меню. С Жаком – какие вина заказать. Из своих нарядов выбрала самое красивое вечернее платье оригинального кроя.
Она торопила всех, подгоняла, критиковала, отвергала и утверждала, а потом все решительно меняла. В доме царил хаос – но за два часа до приезда гостей мадам была готова и ослепительна.
– Если она не будет в центре внимания, ее удар хватит, – со знанием дела заметил Кристофер. – Самая красивая. Лучше всех одетая. Самые шикарные украшения. В этом она вся. И так всегда. Ничего простого, ничего обычного – все должно быть на самом высоком уровне. С годами ей хочется получать все больше золотых медалей. И когда она занимает свое место на троне, она начинает мурлыкать, как кошка. Вот для чего весь этот сыр-бор. Значит, у нее возникла потребность самоутвердиться. С чего бы это?
Но когда он узнал, что мать собирается вытащить его вместе с кроватью, чтобы продемонстрировать гостям, его терпение лопнуло.
– Ты что, хочешь выставку устроить? Живой экспонат демонстрировать? – заорал он. – Восковую фигуру нашла, да?.. «Бедная мамочка беспокоится за своего сыночка…» Так беспокоится, что устраивает прием на тридцать человек! Вовсе не из-за меня ты беспокоишься, – продолжал кричать Крис. – Только из-за себя, как всегда. Тебе хочется показать, что ты не чувствуешь себя брошенной. Что ты еще – будь здоров какая! Но я не хочу, чтобы меня превращали в тряпичную куклу. Пусть держатся подальше от моей комнаты. Я собираюсь тихо-спокойно провести этот вечер с Алекс…
– Сиди себе, если хочешь, – ответила Ева тоном, которого Алекс прежде никогда не слышала у нее. – Просто мои друзья волновались…
– Не волновались, а любопытствовали, ты хочешь сказать? Им страшно хочется посмотреть, как бедняжка разбился… Так что давай, удовлетворяй свое тщеславие каким-нибудь другим способом. Это ведь ты обожаешь быть в центре внимания, а не я.
Алекс стояла молча, мечтая слиться с обшивкой деревянного шкафа, но не осталась незамеченной. Не изволив даже повернуть голову в ее сторону, Ева проговорила тоном, каким обычно обращаются к слугам:
– Оставь нас, пожалуйста…
– Нет, Алекс, останься.
– Оставь нас! – Голос Евы взметнулся на такую высоту, что в нем нельзя было не почувствовать угрозы.
Закрыв за собой дверь, Алекс столкнулась лицом к лицу с медсестрой, которая смотрела расширенными от удивления глазами.
– Ну что за цирк она устраивает? – огорченно проговорила девушка. – Ведь ей это когда-нибудь аукнется. Ну как можно так нянчиться со взрослым сыном? И как можно ухаживать за пациентом, которого все время приводят в такое возбужденное состояние? Представляю, какая ночка мне предстоит – у него опять подскочит температура. – Медсестра покачала головой. – Что за мать! Никогда не видела ничего подобного.
Алекс поднялась к себе и чуть позже, сидя на своем излюбленном месте, смотрела, как начинают съезжаться гости: из «мерседесов» и «роллс-ройсов» выходили женщины в изысканных вечерних таулетах, которые выгодно смотрелись на фоне черно-белой гаммы мужских смокингов и фраков. Алекс ужинала в одиночестве и представляла себе зал внизу: на столики, сервированные дорогим фарфором, льется мягкий свет из светильников, спрятанных в стены. Декоративные вазы с цветами стояли на полу – мадам предпочитала, чтобы гости имели возможность созерцать ее во всем великолепии. Маленькие букетики цветов располагались на столе в хрустальных вазах с монограммой Екатерины Великой.
«Наверное, в такие минуты она и в самом деле чувствует себя императрицей», – думала Алекс, попивая из бокала «Шато латур» 1961 года, которым угостил ее старый друг Цезарь, зная, что она будет ужинать наверху в полном одиночестве.
А ужин внизу был в полном разгаре. Холодный салат из омаров, отличное тушеное мясо с экзотическими травами. Одно блюдо следовало за другим, пока не дошла очередь до десерта – малинового суфле с персиковым сиропом. Вина, поданные гостям, Ева выбрала все по тому же принципу: они были дорогие и крепкие. Цезарь отлил Алекс из своей собственной бутылки больше половины.
«Ева сидит, – представляла себе Алекс, – во главе стола, покрытого скатертью, отсвечивающей в тон платью каким-то серебристым блеском, холодная, как сталактит. Если бы она знала, что мне подали то же, что и ей, она бы, наверное, рассвирепела. Мне в моей комнате полагается есть на ужин только хлеб и сыр. А что, если бы я вдруг сейчас спустилась вниз и заявила ее гостям: «Позвольте представиться! Я Алекс – старшая дочь Евы Черни, – от вина она немного опьянела и усмехнулась, представив себе эту сцену. – Так что прошу вести себя соответственно. Я – это ее, так сказать, скелет в шкафу… если, конечно, не считать того, что я, увы, далеко не скелет».
Алекс выпрямилась, ощущая, как по телу разливается тепло от выпитого вина, и привычная настороженность незаметно покидала ее. Самое время потребовать у Евы ответа, почему она не желает признавать меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149