Она подняла на Блэза глаза, но тут же отвела их в сторону.
— Кейт…
Он стоял рядом с нею, и в его голосе было столько нежности и понимания, что глаза ее мгновенно наполнились слезами.
— Ты пробуешь что-то сказать мне — вроде того, что ты напилась, чтобы выдержать меня?
— Я не напилась, — жалобно возразила Кейт.
— Но не потому, что не хотела. Что случилось?
Она заставила себя взглянуть в его черные глаза.
— Я боюсь… Здесь так красиво, а я боюсь, что не подхожу ко всему этому…
— Разве ты еще не знаешь, что все, что бы ты ни сделала, не может разочаровать меня?
— Я разочаровывала других… мне говорили, что я холодна, как рыба…
— Не бывает холодных женщин, только неумелые мужчины.
— Ax, — она покачала головой и убежденно сказала:
— Ты не можешь быть неопытным. Доминик, наверное, не теряла бы с тобой времени даром…
Вино начало действовать.
— Значит, ты хочешь, чтобы мы с тобою занялись любовью?
— Да, конечно, хочу. Я только… я не… у меня нет… — рассыпавшаяся фраза наконец составилась. — Я не очень опытна.
— Прекрасно. Зато я опытен.
— Но после Доминик…
— А! Понимаю. Ты думаешь, я ищу другую Доминик?
Он улыбался, глядя на ее озабоченное лицо.
— И одной больше чем достаточно. Мне нужна Кейт.
Я купил этот дом для Кейт. Мне наплевать на Доминик, и меньше всего мне хотелось бы, чтобы ты думала о том, что я сравниваю вас. Ты — это ты, и другой такой нет на свете, и я хочу именно тебя. Не беспокойся о том, что делать, когда или как. Все, что я хочу от тебя — это шага мне навстречу…
Блэз подхватил ее на руки и понес к одному из плетеных шезлонгов, в котором вытянулся, прижимая ее к себе.
— Торопиться не нужно… никакой спешки…
И он потихоньку ласкал ее, шептал ласковые слова, нежно целовал, поцелуи становились все более страстными, и ее напряженность пропала, а робость испарилась от жара, охватившего их, ее нервозность сменилась желанием и проснувшейся чувственностью. Оба они трепетали…
— Люби меня, прошу тебя, люби меня… — Ее дыхание щекотало губы Блэза, усиливая его желание. Он снова поднял ее на руки и внес в дом, в серебристо-зеленую спальню, широко раздвинутые шторы которой позволяли лучам лунного света ложиться на прохладный мозаичный пол и огромную постель.
И на этой постели он любил ее, как никто до этого, заставляя ее выгибаться, ловить ртом воздух и содрогаться, пока она не ощутила его в себе, он заполнил ее всю, и ей показалось, что она сейчас взлетит, и она удивленно вскрикнула. Затем еще и еще раз высоким, ломким голосом, и ее длинные ноги обвились вокруг его талии. Блэз испытывал странное ощущение, словно он первый раз был с женщиной, его сводила с ума горячая упругость ее плоти, сочетание страстности и невинности, ее желание отдать все, что у нее есть, даже душу. Ощущение было таким сильным, таким глубоким, что он боялся умереть от наслаждения и, почувствовав, как Кейт застыла, выгнувшись дугою, откинув голову и широко открыв рот, дал себе волю, и они, покинув реальный мир, были подхвачены водоворотом, оставившим их обоих почти без чувств. Когда они очнулись, Блэз все еще был глубоко в ее лоне, и Кейт вдруг ощутила, что полностью слилась с ним, как будто выступившая на коже испарина сплавила их обоих в одно. Она открыла затуманенные глаза и встретила взгляд огромных темных глаз Блэза. Он пробормотал:
— Вот видишь…
— Да, я не представляла себе… зато теперь я понимаю, почему говорили, что я слепа. Теперь я прозрела.
— Нет, — сказал он странным голосом, — это я прозрел.
Кейт свернулась, как кошечка, проводя ступней по его освобожденной от гипса ноге, и прижалась к нему, чуть не мурлыча от чувственного наслаждения.
— У тебя подходящее имя, — улыбнулся ей Блэз. — Ты совсем как кошечка… я буду теперь звать тебя «Кэт».
— Хорошо, — согласилась Кейт. — Мне нравится это имя… меня так называл только отец.
— Твое имя было последним, что он произнес, знаешь ли ты об этом? Его жена думала, что он говорил о ней, но я никогда не слышал, чтобы он называл Катрин иначе, чем «моя красавица». Она говорила мне, что он сказал «Кэт… моя маленькая Кэт». Когда я прочел письма, я понял, что он говорил о тебе. — Блэз откинул упавшие на лицо Кейт тяжелые, ставшие влажными волосы. — Теперь я знаю, почему он так любил тебя…
Кейт спрятала лицо у него на груди.
— Спасибо, что ты сказал мне сейчас об этом. Все становится замечательным… — Она приподнялась. — Яне разочаровала тебя, правда?
— Ты изумила меня…
Ощутив прохладу, Блэз накрыл простынями Кейт и себя, и теперь они лежали в полном молчании. Кейт видела прекрасную комнату, лунный свет, падавший сквозь раздвинутые шторы, белую шапку азалий, блестящий мозаичный пол, чуть покачивающиеся от ленивого ветерка прозрачные белые шторы.
— Может быть, я умерла, — сонно прошептала она, — и рай выглядит именно так.
— Нет, не умерла, просто поняла, что значит жить.
Кейт еще крепче прижалась к нему.
— Да, да, ты прав…
Лежа на берегу, сонная Кейт пошевелилась.
— Это был самый чудесный месяц в моей жизни…
Я чувствую себя заново родившейся, совершенно новой и чистой, да, чистой, если это слово можно употребить для описания отношений любовников. Но ведь между нами нет ничего нечистого, правда? Мне кажется, что все нечистое сгорело…
— Как твоя белая кожа?
— Я неплохо загорела для рыжей. Даже рядом с тобой заметно, что загар есть.
Кожа Кейт была золотистой, кожа Блэза напоминала красное дерево.
— Как быстро все исчезло, — вздохнула Кейт, садясь на колени — Как и все твои запреты, — усмехнулся Блэз. — Подумать только, считалось, что у тебя нервы не в порядке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184