Она попыталась уже сейчас продумать возможные способы бегства, тогда, конечно, когда ее ноги наконец коснутся твердой земли. Ясно же, что какой-то надутый наглый английский офицер не сравнится живостью и быстротой ума с Фиалкой. Она знала эти края как свои пять пальцев и славилась умением находить выход из любых ситуаций.
Джулиан чувствовал, что в этом на вид хрупком теле, которое он крепко прижимал к себе, еще немало энергии… Даже когда она лежала тихо и казалась покорной, в ней ощущалась решимость. Фиалка была сама себе законом, как и ее отец Эль Барон, и уже успела показать свое умение лавировать меж громоздких машин правосудия обеих армий, когда занималась своим доходным и нелегальным промыслом. Но Джулиан не собирался терять бдительность и доверять мнимой покорности пленницы только потому, что сейчас это разбойничье отродье оказалось целиком в его власти.
Кавалькада достигла берега Гвадианы и остановилась. Ни единого звука погони, только плеск воды в реке. Ночное небо цветом напоминало деготь, и в такой темноте, конечно же, и думать нечего было искать в реке брод.
— Сержант!
— Да, сэр.
Задрапированный в плащ силуэт кавалериста отделился от остальных и подъехал к полковнику.
— Мы разобьем здесь лагерь и останемся до рассвета, а утром поищем брод. Поглядите, нельзя ли найти какое-нибудь убежище от этого чертова дождя. Что там, за деревьями?
Полковник указал хлыстом на темное пятно невдалеке на равнине.
Сержант отдал приказ, и кавалькада двинулась легким галопом, следом за ними тронулся и полковник. Сент-Саймон был мрачен и сосредоточен: он размышлял, что делать с пленницей, когда они спешатся.
В рощице они нашли пристанище — заброшенную деревянную хижину, у которой уцелела только половина крыши, и полуразвалившийся амбар. Солдаты шестой бригады привыкли располагаться на ночлег в самых неподходящих условиях. За время четырехлетней войны с Наполеоном, которого англичане пытались изгнать из Испании и Португалии, палящее солнце летом и ледяные дожди и ветры зимой, обычные для Иберийского полуострова, приучили военных к любым неудобствам.
Солдаты стреножили лошадей под деревьями и принялись собирать хворост, чтобы под защитой амбарных стен разложить костры. У них всегда был в наличии сухой трут, а стало быть, даже мокрое дерево можно было «умаслить» и заставить гореть, хотя пламя получалось невеселым.
Полковник спрыгнул с коня, не выпуская из рук теперь уже не сопротивлявшуюся пленницу, и зашагал к хижине.
— Растопите огонь, сэр, — посоветовал сержант, входя вместе с ним, — и даже здесь вы будете в уюте и тепле. Я принесу сухой трут, оставшийся после атаки на «лягушатников», и еще, думаю, не повредит добрая кружка чаю.
— Звучит соблазнительно, сержант, — сказал Сент-Саймон с отсутствующим видом. — Поставьте пикеты вокруг рощи. Не в наших интересах привлекать ненужное внимание.
Он опустил глаза и скользнул взглядом по той, которую так и не выпустил из рук.
Как только он ослабил хватку. Фиалка повернула голову, и он встретился с взглядом ее темных глаз, казавшихся огромными на тонком лице, формой напоминавшем сердечко. Она смотрела пристально, в глазах ее он прочел любопытство, и менее скептически настроенного человека выражение ее лица могло бы обмануть кажущейся безмятежностью.
— Ну и что теперь, английский полковник? — Она говорила по-английски с таким слабым акцентом, что только очень чуткое ухо могло его уловить.
— Ты хорошо говоришь по-английски?
— Конечно, моя мать была англичанкой Вы собираетесь опустить меня на пол?
— Если я это сделаю, дашь ли ты мне слово, что не попытаешься бежать?
В ее глазах блеснуло нечто, похожее на насмешку.
— И вы поверите слову разбойницы, английский полковник?
— А ему следует верить?
Она рассмеялась:
— Мое дело — знать, а ваше, полковник, выяснить это.
Насмешка резанула Джулиана, прозвучала для него почти что личным оскорблением. По-видимому, разбойница просто не осознала, что ее сегодняшнее благополучие зависит целиком от его доброй воли.
— Спасибо за предупреждение, — сказал он сухо. — Я учту его.
Он оглядел маленькую негостеприимную комнату:
— Думаю, мне следует воспользоваться тем воротником, что надел на тебя Корнише, не забыв закрепить его, — так будет спокойней.
— В этом нет никакой необходимости, — ответила она быстро, и внезапно ее глаза приобрели кроткое и умоляющее выражение. — Пожалуйста, полковник, опустите меня на пол. Как я могу убежать, когда кругом столько ваших людей?
Внутренне улыбнувшись, Сент-Саймон подумал: «Ну что за маленькая актриса!» Но его было трудно обмануть.
— Я с удовольствием опущу тебя на пол, — процедил он. — Но извини, если я приму некоторые меры предосторожности. Сержант, принесите мне длинную веревку.
Тэмсин проклинала собственную глупость. Положительно, она недооценила этого полковника, он оказался особым экземпляром — образец цвета веллингтоновской кавалерии. Она позволила гневу ослепить себя, наслаждалась своим презрением и отвращением ко всему этому надутому, самовлюбленному выводку с золотыми галунами и пуговицами, но, как оказалось, полковник вовсе не был так слеп и глуп, как подсказывала ей ее гордыня.
Она почувствовала под ногами твердую землю, но так как все еще оставалась пленницей под тяжелыми складками плаща, не могла сделать и шагу.
— Садитесь, сеньорита! — пригласил полковник голосом, гладким, как шелк. — Пол немного сырой, но боюсь, что в данных обстоятельствах проявления моего гостеприимства несколько ограниченны.
Сент-Саймон взял у сержанта длинную веревку и, так как Тэмсин не откликнулась на его приглашение, тотчас же поло, жил ей руки на плечи и заставил сесть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137