Ее сомкнутые глаза заволокла какая-то пелена, а сама она была где-то далеко-далеко. Вне своего тела. Но ведь так не бывает! И тем не менее каждое его прикосновение усиливало ощущение нереальности, отрыва от всего земного, устойчивого.
Но вот его губы последовали за руками, и снова в этой ласке, в поцелуях было больше нежности и доброты, нежели вожделения. Снова все ее тело наполнилось неземным спокойствием и умиротворением.
Она словно целую вечность простояла вот так, обнаженная, с закрытыми глазами, как вдруг он коснулся губами ее век и тихо сказал:
— Проснись, спящая красавица. Открой глаза.
Вздрогнув, она подчинилась и увидела его улыбающееся лицо. И в улыбке сквозила бесконечная нежность. Он провел пальцами по ее лицу, коснулся губ.
— А теперь, моя милая, — произнес он, — скажи, если осмелишься, что я не хочу тебя, что ты не нужна мне в моем доме. Что мне не нравится твое лицо, твое тело.
Фиби молчала, но за нее ответила плоть, в которой еще жила добрая память о его ласке, и она поняла, что никогда бы он этого не сделал, если бы она не нравилась ему такой, какая есть.
Он обхватил руками ее лицо и серьезно, но в то же время нежно произнес:
— Ты очень хороша, Фиби. Сама не понимаешь, как хороша. Каждый дюйм твоего тела прекрасен.
Она улыбнулась:
— Тогда, наверное, хорошо, что в нем так много дюймов.
— Я бы не хотел, чтобы в нем было хоть на унцию меньше, — в тон ей ответил он и слегка нажал большим пальцем на кончик носа. — Однако так оно и есть, — продолжал он, — более неряшливого и несобранного существа еще свет не видывал. Все самое дорогое и элегантное ты умеешь через две-три минуты превратить в бесформенную тряпку. И что самое странное, я начинаю привыкать к этому!
Он привлек ее к себе, она уткнулась ему в грудь, ощутила ровные удары сердца. Касаясь губами ее макушки, он заговорил опять:
— Я знаю, у меня резкий, подчас язвительный язык, и я могу обидеть человека, совсем того не желая. Сегодня утром я пришел в ярость и перепугался из-за вас с Оливией и не сдержал себя. Я постараюсь, чтобы такое не повторилось. Но ты, в свою очередь, должна дать мне слово, что в будущем станешь обращаться ко мне при первых же признаках беды.
— Я так и сделала, заговорив с вами о Мег, — напомнила Фиби, отнимая голову от его груди.
— Больше я не оставлю таких случаев без внимания!
— И с вами не всегда поговоришь, сэр. Вы сами это знаете.
— Ну, тут ничего не поделаешь, Фиби. Пока длится проклятая война, а Кромвель и иже с ним еще больше раздувают междоусобицу… — Он резко оборвал фразу. — Пусть это тебя не касается. — Он ласково коснулся ее спины. — Скорее одевайся. Уже давно пора ужинать.
Судя по всему, она забыла, что не одета, и оглядела себя с таким удивлением, что он расхохотался:
— Уверен, не напомни я тебе, ты бы отправилась в столовую в костюме Евы. Поторопись! Без нас никто не сядет за стол, а после ужина я снова еду в штаб.
Она не могла скрыть разочарования.
— Вы не вернетесь к ночи?
— Нет. Эта история с бегством короля перевернет там все вверх дном. Боюсь, мне придется повоевать с Кромвелем.
С этими словами он вышел из комнаты.
Фиби обхватила себя руками, чувствуя жар во всем теле от прикосновений Кейто. Внутри ее словно светила лампа и грела ее — приятным ровным теплом.
А в голове вновь звучали сочиненные ею строки, которые она вложила в уста Роберта Дадли, но шли они из ее собственного сердца, и она так сроднилась с ними, что прониклась настроением беседы двух влюбленных, что естественно, и почти машинально включилась в нее, когда услышала, как Кейто произносил слова любви.
После ужина Фиби поспешила навестить Мег в отведенной ей комнате, где горела свеча, а сама потерпевшая уже не спала, лежала с широко открытыми глазами. Лицо ее было таким бледным, что почти не отличалось от белоснежной наволочки.
— Как ты себя чувствуешь?
Фиби присела на край постели, отыскала руку Мег. Рука казалась гораздо тоньше и слабее, чем прежде.
— Наверное, я выдержала испытание, — ответила Мег.
Фиби сжала ее пальцы.
— Кейто велел прогнать этого самозваного искателя ведьм, а прежде наказать плетьми за бродяжничество и самоуправство. Викария же лишили прихода.
— Довольно сурово он поступил с ними, — чуть слышно произнесла Мег.
— И это после того, что они с тобой сделали?!
Мег еле заметно усмехнулась.
— «Мне отмщение, и Аз воздам», — сказано в Евангелии. Нет, этих двоих мне не жалко. Но не хотелось бы, чтобы твой супруг наказывал наших сельчан. Они не злые, а просто невежественные.
— Да, так оно и есть, — согласилась Фиби, хотя перед глазами у нее стояли их лица, искаженные ненавистью и жаждой расправы.
Она подробно рассказала Мег то, что услышала за ужином от Джайлса. По распоряжению Кейто тот арестовал двух главных зачинщиков, вернее, исполнителей из числа жителей деревни и должен был назавтра выставить их в колодках у позорного столба на всеобщее обозрение. Но в последний момент Кейто передумал и смягчил приговор, решив, что с них будет достаточно, если они проведут ночь в узилище.
— Ох, — вздохнула Мег, — наказаниями суеверий не победишь. Они как сорная трава: их вырываешь, а они растут снова.
— Как ты собираешься жить, когда придешь в себя? — спросила Фиби.
— Так, как жила, и делать то, что делала.
— Станешь опять помогать тем, кто тебя… Не знаю, мне кажется, я не смогу даже разговаривать с ними.
— Что ж, это понятно.
— А ты сможешь, Мег?
— Если станут снова доверять мне и отринут злобу, то, пожалуй, смогу. Хочу надеяться, это поможет им излечить не только тело, но и душу.
— Ты слишком добрая, Мег! — воскликнула Фиби с некоторым осуждением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90