Хью круто развернулся и пошел прочь. Он весь кипел от гнева: надо же, его унизил какой-то слуга! Однако он понимал, что нельзя осуждать Краудера. Ведь тот знает, в чем лорд Хью обвинил его госпожу. Будь у них возможность, Краудер и остальные слуги Джиневры с радостью насадили бы его голову на пику.
Хью вошел в таверну пригнувшись, чтобы не удариться о притолоку. Сегодня был банный день, и из прачечной, примыкавшей к пивной, пахло мылом и кипятившимся бельем.
Навстречу ему вышла круглолицая женщина с покрасневшими руками и сбившимся набок чепцом. Заметив ее удивленный взгляд, Хью вспомнил, что после стычки с Тайлером не успел ни помыться, ни побриться, ни переодеться. Бинты на руках из белых стали серыми, и от него страшно воняло грязью, кровью и потом. Он вдруг ощутил небывалую усталость.
– Принесите мне бумагу, перо и чернила, – приказал он. – И большую кружку подогретого эля с пряностями.
Властный тон тут же подействовал на женщину. Она сделала реверанс, ушла и вскоре вернулась с письменными принадлежностями и элем. Разложив письменные принадлежности на столе, она поставила кружку на треножник над огнем в очаге, потом раскалила кочергу и сунула ее в эль. Металл зашипел, а из кружки повалил пар.
– Что еще, сэр? – Женщина поставила кружку перед Хью.
– Больше ничего, спасибо.
Хью приступил к письму. С чего начать? Он должен объяснить, что все затеял хранитель печати, извиниться за собственную слепоту и глупость, попросить Джиневру вернуться. Он должен написать, что не вынесет разлуки с ней. Что ему даже страшно вспомнить о своих чудовищных обвинениях.
И вдруг Хью все понял: если он увидится с женой, обнимет, то ему удастся убедить ее. А письмо, черные закорючки на бумаге – через них он не сможет передать свои чувства. У него нет опыта выражать эмоции на клочке бумаги – ведь он вояка. Да, каждое слово будет правдой, но в них не отразится глубина того, что он ощущает.
Однако у него нет выбора. Когда Джиневра прочтет письмо, она обязательно захочет увидеть его. И тогда он убедит ее единственным доступным ему способом.
Хью, не очень довольный результатом, перечитал написанное, посыпал лист песком и сложил его. Он не будет запечатывать письмо – слуги не осмелятся прочитать его.
Допив эль и немного приободрившись, он бросил на стол монетку и вышел.
Когда Хью снова постучал, дверь немедленно открылась, как будто Краудер ждал его. Эконом бесстрастно взглянул на сложенный листок, взял его и с поклоном закрыл дверь.
Хью отошел от дома и взглянул вверх. Все окна верхнего этажа, кроме одного над дверью, – он заметил крохотную щелочку, в которую пробивался свет, – были закрыты ставнями. Хью некоторое время топтался у дома, ожидая, что дверь вот-вот откроется и Краудер пригласит его войти.
Но дверь оставалась закрытой. В щелях между ставнями не было видно никакого движения. Хью выждал еще полчаса. Наконец он не выдержал, вскочил на коня и уехал.
Джиневра стояла у окна над дверью и смотрела Хью вслед. Она наблюдала за ним все то время, что он ждал ответа. Ее сердце сжималось от жалости к нему. Он выглядел таким понурым, таким измученным. Он едва держался на ногах. Ведь он не спал с тех пор, как заболел Робин. И прошлую ночь он наверняка не спал. Робин заболел два дня назад. Неужели весь этот ужас начался только два дня назад?
Джиневра перечитала его письмо. Она хорошо знала Хью, поэтому без труда поняла то, что скрывалось за безжизненными строчками. Ее охватила бешеная злость на хранителя печати. Однако Хью попался в ловушку, расставленную Кромвелем, и она не сможет забыть об этом. Он поверил в то, что она способна убить Робина… и его. Она говорила ему, что любит его, а он не обратил внимания на ее слова и предпочел поверить в эту чудовищную чушь.
Разве она забудет об этом? А если и забудет, то не сможет жить с Хью, как ни в чем не бывало. Между ними всегда будет лежать ложь.
И вот снова она должна отказываться от Хью, чтобы иметь силы защищать своих дочерей. Если бы она впустила его, то тут же бы и сдалась. А она не имеет права уступать человеку, который не доверяет ей. Она должна быть сильной. Она должна решить, как и где они будут жить. Джиневра знала себя. Она знала, что ее упрямство было одновременно и грехом, и спасением. И в настоящий момент она нуждалось именно в этом спасении.
– Мама, мама!
– Что, Пиппа? – Джиневра услышала тревогу в голосе дочери и повернулась к ней, спрятав письмо в складках юбки.
– Это был лорд Хью.
– Да, я знаю.
– Почему он ушел? – Пиппа гладила кошку, которая пыталась вырваться из ее рук.
Джиневра понимала, что нужно открыть дочерям хотя бы часть правды. Нет надобности рассказывать о его обвинениях, однако девочки должны знать, что отныне им не придется жить в доме отчима. И надо это как-то объяснить. Но Джиневра не находила веской причины Ее голова отказывалась соображать.
– Ты заболела, мама? – обеспокоенно спросила Пен – Ты выглядишь больной.
– Не приставай к маме. – Тилли вынырнула из шкафа, где развешивала одежду. – Она очень устала. Последнее время ей приходится нелегко. Беги вниз завтракать. Госпожа Вулли все приготовила.
Девочки вопросительно смотрели на мать, и Джиневра заставила себя улыбнуться.
– Я действительно чувствую себя немного уставшей. Я плохо спала ночью. И сейчас мне хотелось бы отдохнуть.
– У нас будут уроки? – осведомилась Пиппа. Джиневра отрицательно покачала головой:
– Нет, сегодня уроков не будет. Можете заниматься своими делами, только не беспокойте госпожу Вулли.
– Я попрошу Грина взять меня на охоту, – заявила Пиппа. – Он обещал взять меня, когда пойдет в следующий раз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118