Пугала возможность обморожений — особенно в поврежденной ноге. Прикрывая тревогу нарочитой грубостью, Декатур торопливо расстегивал, развязывал и снимал одну вещь за другой.Порция промокла насквозь — не помогли даже кожаные штаны, надетые под юбку. Руфус провел руками по ее ногам, по животу и по спине. Ладони касались мертвенно-ледяной кожи — от страха у него захватило дух.— Черт побери, девочка! Ты же вся мокрая! Ну разве можно так делать? Ты что, совсем рехнулась? Что ты себе вообразила? Ведь это не воскресная прогулка в горы на пикник!Порция молча смотрела на свое белое дрожащее тело. Ее передернуло от отвращения при виде жуткой бледности, покрывавшей кожу. Передернуло при мысли о том, что он сейчас тож^ смотрит на это тело, холодное, скользкое, как у рыбы. Какой ужас! Наверное, ее ноги кажутся Руфусу голыми палками, а груди вызывают брезгливость своими сморщенными сосками и холодной, в пупырышках, кожей!Выпалив нечто невнятное, она отпихнула его и потянулась за халатом, который висел возле очага. Халат выпал из неловких пальцев.— Я сама… Уйди отсюда. — Впопыхах Порция наступила на больную ногу и скорчилась от резкой боли.— Не дергайся! — взорвался Руфус, прижимая Порцию к себе. Джуно испуганно тявкнула и спряталась под стол.. Порция покорилась. Она окончательно обессилела. А Руфус принялся растирать ее полотенцем. Ему приходилось действовать грубо, чтобы победить мертвенную бледность, чтобы на смену ей вернулся нормальный, здоровый цвет кожи. Он вертел Порцию так и этак, поднимал ей руки, раздвигал ноги, чтобы добраться до внутренней стороны бедер, не позабыл ни об одном дюйме ее тела. Он действовал целенаправленно и последовательно, и если хоть на миг вспомнил, что именно это тело когда-то вызывало в нем такую страсть, играло и трепетало — у него в руках от желания и экстаза, то ничем не выдал своих чувств. А Порция, в свою очередь, стиснула зубы и старалась вести себя покорно, ни о чем не думая. Под конец ее кожа горела, как от огня, однако она не проронила ни звука.— А теперь надень вот это. — И Руфус через голову натянул на Порцию свою рубашку. Она повисла, как на вешалке, спускаясь до самых колен. Руфус ловко продел ее руки в рукава халата, как если бы одевал одного из своих сыновей, и подтолкнул к табурету: — Садись.Теперь, когда можно было не бояться упасть, а постыдная нагота надежно укрылась под одеждой, Порция смогла найти в себе силы, чтобы оглядеться.— Когда ты ела в последний раз? — Руфус уже бинтовал ей ногу плотным полотном.— Сегодня утром я съела последний ломоть хлеба. Сыр и мясо пришлось отдать Джуно — она умирала от голода, — сонно отвечала Порция. Наконец-то она согрелась. Чудесное, волшебное тепло ласково разливалось по всему телу, и даже нога после перевязки стала меньше болеть.Джуно замахала хвостом и отважно поставила лапку Руфусу на сапог.— Она тоже проголодалась, — без всякой необходимости пояснила Порция. — Будь добр, покорми ее тоже.Руфус поглядел на Порцию, сидевшую на табурете и закутанную в его вещи по самый нос. Пожалуй, на виду оставались одни волосы — неизменное оранжевое облако, реявшее над темным пушистым воротником его халата. В ее взгляде снова светилась отвага, которая всегда вызывала в Руфусе уважение.С тех пор как они расстались, эти зеленые кошачьи глаза не давали Руфусу покоя по ночам. Этот прямой нос. Скуластые щеки. Невероятно нежная кожа, которую так приятно ласкать. Он боролся с наваждением, гнал его прочь. Твердил себе, что, доведись их отношениям оборваться более естественно, он не стал бы мучиться от непонятной тоски, ощущения какой-то незавершенности. Но теперь, глядя на Порцию Уорт, Руфус вынужден был признаться, что ни к одной женщине не испытывал ничего подобного. Пожалуй, теперь он мог более точно назвать это чувство. И оно подразумевало нечто несравнимо более глубокое, чем краткая физическая близость, в которую оба вступили по взаимному соглашению на одну ночь.Собака снова царапнула его сапог. Он впервые посмотрел повнимательнее на это несчастное создание и громко расхохотался. Порция недоуменно уставилась на Руфуса, так, словно он лишился рассудка, — уж слишком неожиданной была смена настроений. Однако ей тут же припомнилось, что такие вот резкие повороты как раз характерны для Руфуса, от которого снова исходили привычные волны душевного тепла и силы. Порция с несмелой улыбкой откинула волосы с глаз.— Ты рад, что снова меня увидел?— Да, черт побери! — со странной горячностью воскликнул он. — И не спрашивай меня почему. Ты заблудилась в пурге, чуть не замерзла в снегу и перепугала меня до печенок… — Тут ему на глаза снова попалась Джуно, и он опять захохотал. — Нет, вы только полюбуйтесь на эту парочку! Надо же было выбрать себе в спутники такую несчастную тварь! — Он поднял Джуно за шкирку и принялся разглядывать. — Наверняка она еще вчера сосала молоко! И где ты ее раскопала?Порция кратко описала ему поле боя, и Руфусу стало не до смеха.— Ублюдки, — проворчал он. — Последние недели постоянно ходят слухи о случаях такого вот варварства, однако я впервые слышу свидетельства очевидца.— Может, это просто работа какой-то одичавшей банды мародеров?— Нет, — возразил Руфус. — Хотя я от всей души желал бы, чтобы ты была права. Но в этой войне ни одна сторона не может похвастаться великодушием, солдаты с каждым днем все больше ожесточаются и вытворяют совершенно жуткие вещи. — Беседуя с Порцией, он налил в миску молока и поставил ее на пол. Джуно тут же принялась громко и жадно лакать.Декатур налил виски в два стакана, один подал Порции, посоветовав пить медленно, а сам уселся в угол и спросил, не спуская с нее пронзительного взгляда:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128