Высокие трубы каминов давно обрушились на заросший сорняками двор. Кое-где виднелись осколки черепицы и оконного стекла. Просторный парк, некогда ухоженный и прекрасный, теперь сплошь зарос диким кустарником, и под ним едва различалась посыпанная гравием подъездная аллея, шедшая от ворот до самого крыльца роскошного особняка елизаветинских времен.Порция глазела на это запустение, не в силах вымолвить ни слова.— Я появился на свет в этом вот доме, — заговорил Руфус, безжалостно прожигая взглядом ее белое от испуга лицо. — Мне было восемь лет, когда пришли Грэнвиллы и убили моего отца на крыльце его собственного дома, дома, чей фундамент был заложен еще до прихода Вильгельма Завоевателя. Мне было восемь лет, когда Грэнвиллы изгнали Декатуров в горы, словно диких зверей.— Но Джек говорил, что твой отец сам покончил с собой, — непослушными губами пробормотала Порция. — Джордж Грэнвилл не убивал твоего отца. Это было самоубийство.— Да, он пошел на самоубийство, дабы избежать позорной казни по обвинению в измене, — подтвердил Руфус. — Он сам покончил счеты с жизнью, чтобы его не обезглавили на глазах у сына на холме Тайберн за преступление, которого он не совершал. А человек, которого в течение двух десятков лет он почитал как друга, убил его так же, как если бы сам спустил курок пистолета.Порция боязливо заглянула ему в лицо и снова перевела взор на руины внизу. Она не могла долго смотреть в эти искаженные гневом черты, не поддаваясь панике. Похоже, он говорил сам с собой и позабыл о ее присутствии.— Джордж Грэнвилл в награду за предательство получил права опекуна и сборщика дани со всех поместий, принадлежавших Ротбери. — Руфус, как заведенный, бросал яростные слова куда-то в пространство. — Я надеялся заставить Грэнвилла вернуть мне доход с этих земель в обмен на его дочь. А вместо этого…Он замолк на полуслове и уставился на Порцию застывшим взглядом, а когда продолжил, в его голосе послышалась странная мягкость, никак не вязавшаяся с жестокими, неумолимыми словами:— И я поклялся отомстить за отца — и сделаю это во что бы то ни стало. Эта злокозненная крыса поплатится за предательство, совершенное его отцом.Порция с ужасом понимала, что все это правда. И не могла не сочувствовать. Подумать только — он потерял отца восьмилетним ребенком и был вышвырнут на улицу без гроша за душой, вынужденный сам бороться за свое существование в жестоком мире.— А твоя мать? — дрожащим голосом спросила она.— Скончалась во время родов, пытаясь дать жизнь моей младшей сестре, через пять месяцев после нашего изгнания. — Его голос звучал мертво, отрешенно. — Она погибла, потому что никто не посмел прийти на помощь отверженной, вдове человека, осужденного за измену. Ребенок скончался через несколько часов.— О Господи… — вырвалось у Порции. Перед глазами упрямо возникало лицо мальчика, которому пришлось следить за агонией матери, слушать ее мучительные крики во время родов — и не иметь возможности облегчить эти муки и помешать очередной смерти превратить его в бездомного сироту.И все равно это было неправильно. Потому что боль и агония прошлых лет не оставят Руфуса и будут терзать его снова и снова, пока в его сердце полыхает дикая жажда мести. Такая месть способна уничтожить под корень не одну семью.— Като не убивал твоего отца, — сказала она. — В то время он был мальчиком, как и ты. И ты не имеешь права возлагать на него ответственность за поступки его отца.— Вранье, достойное Грэнвиллов, — горько промолвил Руфус. — Даже любопытно, как временами мне удавалось позабыть, что ты тоже одна из них.— С этим ничего не поделаешь, Руфус. Я не могу изменить свою кровь.Он не стал отвечать — просто молча сидел на Аяксе и смотрел на руины отцовского дома. Порция расправила поводья и высказала то, что лежало у нее на сердце:— Руфус, я не могу изменить свою кровь, а ты не можешь об этом забыть. Мне нечего делать в твоей деревне. Как заложница я бесполезна — да и в остальном от меня мало проку. Ведь для тебя я всегда буду кровным врагом.Он поднял на нее суровый взор:— Замок Грэнвилл в часе езды отсюда к югу. Возвращайся домой, назад, в родовое гнездо, — там твое место.Порция направила Пенни назад, вниз по склону, и повернула на юг. Она не посмела обернуться, хотя ясно представляла себе неподвижного всадника на вершине холма, в одиночестве упивавшегося мечтами о мести.Ну а она снова осталась просто в одиночестве. Порция возвращалась в дом, где ее не ждали, где она будет мучиться воспоминаниями о тех кратких мгновениях, когда ей удалось почувствовать себя кому-то нужной.Порция имела весьма смутное представление о том, куда именно ей надо ехать. Пришлось постоянно расспрашивать дорогу, пока наконец она не удостоверилась, что достигла владений Грэнвилла. Прошло намного больше часа, прежде чем на склоне горы выросла знакомая серая громада древнего замка. Беглянка пребывала в полном смятении, она сама не успела разобраться в собственных чувствах. С каждой новой милей, отдалявшей ее от Руфуса Декатура, это смятение возрастало. Наверное, то же должна была чувствовать собака, вышвырнутая на мороз, или неоперившийся птенец, нечаянно выпавший из гнезда. Она постоянно твердила себе, что сама настояла на подобном исходе… что покинула его по доброй воле, — но и это не помогало. Совершенно не помогало. Ни одно из многочисленных жестоких испытаний, через которые она прошла за свою недолгую жизнь, не смогло подготовить ее к этому ужасному чувству утраты.Она подъехала к смотровому оконцу в воротах, откуда на нее уставилось подозрительное лицо часового.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128