— Я был бы вам очень признателен, сударь, если бы вы отдали распоряжение освободить ее незамедлительно.
— Все не так просто, как вы, вероятно, думаете, достопочтенный сэр, — ответил Блоггс, озабоченно нахмурившись.
— Напротив, все очень просто, — высокомерно заявил граф. — В этом документе написано, что заключенная Джулиана Бересфорд должна быть немедленно освобождена. Если вы испытываете затруднения в исполнении своих прямых служебных обязанностей, я позабочусь о том, чтобы ваша должность перешла к кому-нибудь другому.
Блоггс не на шутку испугался, но старался не подавать вида.
— Дело в том, что я понятия не имею, где именно она содержится, ваша честь, — принялся юлить он. — За последнее время осуждено очень много проституток. Может быть, вы согласитесь взглянуть на них? Так мы быстрее отыщем ее.
— Хорошо.
Начальник тюрьмы тяжело вздохнул, отодвинул миску с требухой, глотнул джина из фляжки и, сняв с гвоздя связку ключей, вышел во двор.
Запах человеческих испражнений и пищевых отбросов ударил им в нос, когда Блоггс отворил дверь первой камеры. Квентин закашлялся, Тарквин поднес к лицу носовой платок и поморщился. Начальник тюрьмы легко нес свое грузное тело по извилистому коридору, время от времени останавливаясь и открывая камеры одну за другой.
Из полумрака камер на графа смотрели усталые, безразличные глаза. Женщины поднимали головы на скрип металлических дверей и ни на секунду не выпускали деревянных молотков. В соломе у них под ногами пищали и шныряли взад-вперед огромные, раскормленные крысы, на особом стульчике сидел надсмотрщик, который, позевывая, следил, чтобы заключенные не отлынивали от работы.
Обстановка, царившая в камерах, и вид заключенных женщин привели Квентина в ужас. Разумеется, для него не было секретом, что подобные исправительные учреждения существуют, более того, он признавал их необходимость и важность для благополучного развития общества. Но, увидев воочию нищету и убожество тюрьмы, Квентин был готов пересмотреть свои взгляды на этот счет. Тарквин сохранял полнейшую невозмутимость — это означало, что в его душе клокочет буря негодования. Они подошли к последней, шестой двери в конце коридора. Блоггс, отыскивая в связке нужный ключ, сказал:
— Если ее и здесь нет, тогда я вообще не понимаю, где она может быть. Значит, либо она свихнулась — такое случается — и ее отвезли в лечебницу для душевнобольных, либо она наказана и висит на позорном столбе. Но будем надеяться, что этого не произошло. Видите, к чему приводит простое недоразумение. — Он хмыкнул, словно мысль о том, что судья Филдинг такой же смертный, как и все остальные, а значит, может ошибаться, необыкновенно радовала его. Он открыл дверь камеры и отступил в сторону.
Джулиана ушла в работу с головой, глаза ее не отрывались от чурбана, на котором лежала охапка пеньки. Она вскоре обрела некоторые навыки, и теперь верхние волокна быстрее отделялись от стеблей, обнажая сердцевину. Она ни о чем не думала, кроме выполнения положенной до полудня нормы. Ее ладони давно утратили всякую чувствительность, и Джулиану радовало, что теперь боль не отвлекает ее от работы. Рядом с ней трудилась Лили. В полном молчании и не глядя друг на друга, девушки по очереди подкладывали на чурбан Розамунд готовые охапки. Но, несмотря на все их усилия, руки Розамунд давно превратились в сплошную кровоточащую рану, и на ее пеньковые охапки падали капли крови вперемежку с горючими слезами.
Джулиана перестала думать о том, как спастись от этого кошмара. Она отупела от однообразных движений, шума и нечеловеческой усталости. Девушка не спала уже целые сутки, а закончить работу раньше, чем наступит ночь, ей никто не позволит. Так что делать нечего. Если забыть обо всем и думать только о работе, есть надежда выстоять.
В тот миг, когда открылась дверь, раздался душераздирающий крик. Это кричала Розамунд. Молоток выпал из ее рук и стукнулся о чурбан. Девушка в ужасе посмотрела на свои ладони, потом недоуменно обвела взглядом камеру, как будто впервые осознавая, что оказалась в тюрьме, и через секунду с глухим стоном упала в обморок.
Джулиана бросилась к девушке, Лили за ней. Никто из них не обратил внимания на людей, застывших на пороге камеры. Лили приподняла голову Розамунд и положила ее себе на колени. Джулиана хотела взять ее руки в свои, но не решилась, боясь причинить девушке боль. Теперь Джулиана почувствовала, что все ее тело ломит от усталости, однако мертвенная бледность Розамунд заставила ее позабыть о собственной боли.
— Принесите нашатырь и воды, скорее! — крикнула Джулиана через плечо надзирателю.
— Подумать только! Нашатырь! — хмыкнула Мэгги. — А нюхательная соль для миледи не подойдет?
Джулиана вскочила на ноги и повернулась к глумливой шлюхе с таким яростным видом, что та в ужасе отступила.
— Джулиана! Не усугубляй свое положение.
Она круто развернулась на звук спокойного голоса, и ее бесконтрольный гнев как рукой сняло. Глаза Тарквина светились, как раскаленные угли, около рта залегла суровая складка, у виска нервно пульсировала жилка. Джулиана видела перед собой воплощение ярости — в ту минуту, когда Тарквин убедился, что Джулиана жива и здорова и никакого серьезного вреда ей не причинили, он успокоился и забыл о сострадании, которое испытывал к ней еще полчаса назад.
— Что вы здесь делаете? — Джулиана не могла поверить, что ее уста способны излить на графа столько раздражения и неприязни. В глубине души она жаждала оказаться в его объятиях, почувствовать себя защищенной от всех невзгод и напастей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138