– прохрипел он.
– Да! – вскричал Капестан. – Я не побоялся бы напасть на вас, даже если бы вы сидели на троне!
И Капестан протянул руку – так же, как минуту назад это сделал его противник. Но, в отличие от Ришелье, рука шевалье не дрогнула, а решительно опустилась на плечо епископа! И под тяжестью этой руки Ришелье согнулся. То, что увидел в этот миг епископ, отбило у него всякую охоту сопротивляться. Лицо Капестана стало белым, как алебастр, и священнику показалось, что вокруг головы шевалье вспыхнул сияющий нимб.
– Монсеньор, – глухо проговорил Капестан, – вы являетесь символом всего того, что издавна почитает человечество. Вы – олицетворение земной и небесной власти. Париж трепещет под вашим взглядом. Говорят, что король считает вас железным столпом, нерушимой опорой монархии. Я же, сударь, ничего особенного из себя не представляю. Кем я буду завтра? Возможно, заключенным… Да, это вероятнее всего. А что ждет вас, сударь? Скоро вы окажетесь гораздо ближе к трону, чем сам господин д'Анкр! А это означает, что вы станете всемогущим. Вы будете править Францией. Однако сейчас вы в моих руках. Одно движение – и вы, всесильный властелин, обратитесь в прах. И никто меня не остановит! – воскликнул Капестан, выхватывая свой кинжал. – Прежде чем вы успеете крикнуть, вы уже будете лежать на полу, у моих ног. – С этими словами шевалье приставил острие кинжала к горлу епископа. – Но я не хочу этого делать. Предлагаю вам соглашение: я оставляю вас в живых, а вы отдаете мне Марион Делорм.
Капестан отступил на шаг. Он рисковал: ведь теперь Ришелье мог позвать на помощь. Но епископ не сделал этого. Он был так бледен, словно в его комнату вошла сама смерть. Однако в эту минуту Ришелье думал не о смерти. И даже упоминание имени Марион не заставило его вздрогнуть. Сердце Ришелье терзала страшная мука. И причиной этой муки была уязвленная гордость… Сейчас он походил на тигра, попавшего в ловушку. Епископ с ненавистью смотрел на Капестана.
«Я побежден! – думал потрясенный Ришелье. – И кем? Этим мальчишкой!»
По щекам епископа медленно скатились две крупные слезы. Может быть, Ришелье плакал первый раз в жизни. Боль, горе, страх – ничто не могло заставить его плакать. Это оказалось по силам только унижению.
– Идемте! – прошептал епископ.
Шевалье схватил его за руку и глухо произнес:
– Монсеньор, вы только что приговорили меня к смерти. Я прочел это в ваших глазах. Что же, я не боюсь вас! Однако берегитесь! Одна ошибка с вашей стороны, одно резкое движение или слишком громко сказанное слово – и мы умрем вместе! А теперь – идите! Я последую за вами.
С этими словами Капестан вложил свой кинжал в ножны.
Лицо Ришелье снова приняло свое обычное бесстрастное выражение. Он вышел из кабинета и зашагал по коридору. У двери комнаты, где была заперта Марион Делорм, епископ остановился. Он медленно открыл дверь.
Марион увидела Ришелье и Капестана и сразу поняла, в чем дело. Она встала и молча взяла шевалье за руку.
– Монсеньор, – распорядился Капестан, – прикажите, чтобы открыли ворота, и проводите мадам до набережной.
Ришелье стал спускаться по лестнице.
– Мадам, – обратился шевалье к Марион, – будьте так добры, не держите меня за руку. Мне нужно, чтобы мои руки были свободными.
Женщина повиновалась. Она дрожала: может быть, от ужаса, а может быть, от восхищения и любви! У ворот стоял швейцар. Ришелье заглянул в привратницкую: она была пуста.
– Откройте! – бросил епископ.
Швейцар мигом исполнил приказание своего господина.
– Монсеньор, – проговорил шевалье, – проводите нас до моста. Это всего лишь маленькая предосторожность…
На Новом мосту епископ замедлил шаг.
– До Гревской площади, монсеньор! – распорядился Капестан.
И Ришелье пришлось тащиться до Гревской площади. Наконец Капестан остановился и, отвесив епископу поклон, заявил:
– Вы свободны, монсеньор. Я прощаюсь с вами. Но прежде, чем мы расстанемся, позвольте мне сказать вас еще пару слов. Я восхищаюсь вами, монсеньор. Я полагаю, монсеньор, порой вам приходится делать то, что противно вашей совести. Наверное, иногда это бывают ужасные вещи. Может быть, ваш сон изредка тревожат воспоминания о них. Если это так, монсеньор, то долгой бессонной ночью поду майте, что однажды вы отдали некую женщину чело веку, который ее любит. Поверьте, это будет вам утешением.
Ришелье ничего не ответил. Он молча смотрел в след Капестану и Марион Делорм, которые быстро исчезали во мраке. Какие мысли проносились у епископа в голове? Этого не знает никто!

Вскоре шевалье и Марион добрались до особняка Сен-Мара. На все вопросы женщины Капестан давал весьма уклончивые ответы.
– А теперь, – проговорил он, – прикажите, чтобы в самую легкую карету маркиза запрягли самых резвых его лошадей, берите Сен-Мара и бегите! Нельзя терять ни минуты!
– Покинуть Париж? – прошептала Марион. – Париж, который я мечтала завоевать?
– Да поймите же, это всего-навсего военная хитрость, – с легким раздражением объяснил красавице шевалье. – Когда гроза пройдет, вы спокойно вернетесь обратно. Да, еще одно: пришлите ко мне Коголена. Я оставил его в вашем доме.
– Прощайте! – промолвила Марион. – Увижу ли я вас когда-нибудь еще?
– Кто знает? – пожал плечами молодой человек. – Ну, уезжайте, уезжайте скорее! Сейчас Ришелье уже наверняка созывает своих людей.
Марион в последний раз посмотрела на Капестана и чуть слышно прошептала:
– Прощай, моя первая… моя единственная любовь!
Внезапно она притянула к себе голову Капестана и нежно поцеловала шевалье прямо в губы. Затем Марион отпрянула и исчезла в ночи, оставив шевалье в полном недоумении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124