Колычев и Антипов, вместо того чтобы пересечь бульвар и спуститься по Пречистенке на несколько кварталов, вышли во двор конторы и, воспользовавшись лазом в заборе, пробрались в сторону Большого Знаменского переулка с целью натянуть нос «Картузу». Теперь для того чтобы оказаться на Пречистенке, им пришлось делать большой крюк по Знаменскому и Волхонке, возвращаясь к Пречистенским воротам. Москва тем и отличается – стоит шагнуть один шаг в сторону от привычного маршрута, и сам не заметишь, как уже нужно мерить шагами две версты, чтобы вернуться на прежнее место.
– Тебе этот хвост еще не надоел? – мрачно поинтересовался Антипов, огибая ажурную ограду на углу Большого Знаменского. – Зачем ты его терпишь? Давно бы уже в полицию обратился, чем круги по городу нарезать. Я вот не любитель по-заячьи бегать. Пора твоего «Картуза» разъяснить – кто такой и по какому праву причиняет порядочным людям беспокойство... Как только Ксенофонта Покотилова расколю, сразу же «Картузом» займусь.
Элегантный покотиловский особняк с круглой ротондой, окруженной мраморными колоннами, казался совершенно безжизненным. Несмотря на пасмурный день, все окна дома были темными, ни в одном не теплился золотистый электрический свет. Впрочем, во дворе, окруженном выкованной по специальному заказу чугунной решеткой, копошился дворник, могучий бородач в холщовом фартуке.
– Интересно, это тот самый дворник, что давал на судебном процессе показания против своей хозяйки? – тихо спросил Колычев.
– Нет, другой. Ксенофонт, вселившись в дом брата, поменял всю прислугу, – так же тихо ответил Антипов и тут же закричал, пытаясь привлечь внимание дворника:
– Эй, любезный, твой хозяин дома?
– Не принимают, – сердито буркнул бородач, продолжая заниматься своими делами.
– Тебя не спрашивают – принимает или нет, ты отвечай на вопрос, дома ли хозяин?
– Сказано вам, хозяин не принимают. Беспокоить не велено. Вот и весь сказ. И нечего тут шастать. Валите, господа хорошие, подобру-поздорову, пока собак на вас не спустил.
– По всему видно, хозяин гостеприимный, – саркастически заметил Антипов, – и прислуга вышколенная. А ну-ка, братец, поди сюда, – поманил он грубого дворника. – Дело есть.
– Вот еще, уже побежал, – огрызнулся дворник, но все же оставил метлу и подошел к запертой калитке. – Вали, говорю, отседова, а то полицию свистну.
– Полицию звать незачем, – миролюбиво ответил Антипов и вдруг, молниеносным броском протянув руку сквозь решетку, крепко схватил дворника за бороду и потянул вперед так, что его лицо оказалось зажатым между двумя чугунными прутьями. – Незачем, говорю, полицию звать, я сам полиция. Агент уголовного сыска Антипов. Так что, дядя, не ори, отпирай калитку и веди нас в дом, пока без бороденки не остался.
– Ну раз полиция, так извольте, милости просим. Сразу бы сказывали, что по полицейской надобности, так и разговор другой был бы, – дворник загремел ключами. – А то ведь, ваше высокоблагородие, хоть и агент, а фулиганничаете, как босяк подзаборный...
– Рассуждаешь много! – прикрикнул Антипов. – И не высокоблагородие я, а просто благородие, мне чужих чинов не требуется...
– Вот сюда, ваше благородие, за угол дома зайдите, там боковая дверочка, парадный-то вход заперт...
Колычев и Антипов вошли в боковую дверь и оказались на черной лестнице, приведшей их на второй этаж.
На кожаном диване в полутемном кабинете, прикрыв лицо газетой, храпел мужчина в расстегнутой жилетке.
– Хозяин! – гаркнул у него над ухом Павел. – Сыскная полиция. Просыпайтесь, у нас к вам дело.
– А, что? – вскинулся с дивана бородач, внешне чем-то, может быть, окладистой бородой, а может быть, угрюмым лицом, сильно напоминавший неприветливого дворника. – Кто такие? Какого рожна в мой дом вперлись?
– Сыскная полиция, говорю. Пришли по делу, – коротко повторил Антипов. – Разговор есть.
– Ну садитесь, раз по делу, – предложил окончательно проснувшийся бородач. – В ногах правды нет, а ваша служба казенная. Так что у вас за дело ко мне, господа?
– Было бы желательно поговорить о вашей невестке, вдове Никиты Покотилова.
– Об Аське, что ли? Так об ней, об заразе, уж почитай все говорено-переговорено. И на следствии, и на суде... Ах, да! Я слыхал, что она вроде как из каторжной тюрьмы в бега сорвалась. Меня уж спрашивали, не имею ли сведений о беглой преступнице. Да откуда мне... Вот вам святой истинный крест, ничего про Аську не знаю, не ведаю...
– Ну, а как вы к ней прежде относились, до суда? – вкрадчиво спросил Антипов.
– А как мне к ней относиться? Она, чай, не моя жена, братнина. Но мне она по сердцу не пришлась с самого первоначала, скажу как на духу. Нестоящая бабенка, пустая, хоть и приданое за ней большое давали, но не с деньгами же жить, а с бабой. Я бы поостерегся такую в семью вводить. А Никита ей слишком большую потачку во всем давал. Это не дело, чтобы мужняя жена по балам да по гулянкам разным в одиночку без мужа моталась, а хозяйство без пригляду бросала. У нас, у Покотиловых, всегда другое в семье заведено было. Наш родитель покойный старой веры держался, истинной, и нрава был крутого. Бабы в доме свое место знали, пикнуть никто супротив его воли не смел. Он, бывало, только бровью поведет, так уже все наперегонки несутся волю его исполнять. Но как в России-матушке при прошлом-то государе на древнюю веру гонения были, раскольниками нас величали, а уличенных в расколе могли из купеческого сословия в мещане выписать, а то и вовсе в острог посадить, батюшка, скрепя сердце, никонианскую веру принял и нас с братом на то же благословил... А на Никитушке так отказ от древнего благочестия сказался, что он словно и не в себе стал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95