Судя по всему, кое-где им довелось передвигаться ползком, красноречивые свидетельства чему остались на белоснежных некогда брюках, теперь обильно присыпанных пылью.
Подобная неумеренность в питье была в городке редкостью и строго порицалась. Рыбаки, сидевшие в кофейне, принялись задирать напившихся франтов и сыпать в их адрес разные соленые шуточки, пока кто-то не узнал в одном из гуляк князя Рахманова.
– Ба, да это же наше сиятельство! – заметил Христо. – А ну, парни, хватит драть глотки. Молодой князь перебрал, с каждым может случиться. Давайте-ка проводим их сюда, а то не ровен час эти голуби упадут на углу, где ступеньки...
Высокая худощавая фигура второго гуляки тоже показалась Дмитрию знакомой. Без сомнения, это был тот самый белобрысый студент Заплатин, который когда-то призывал объявить Колычеву бойкот, раз он не присоединился к общей студенческой забастовке. Только вместо знакомого пенсне на его носу теперь криво сидели очки в металлической оправе.
– Феликс, что с тобой? – строго спросил Дмитрий, подхватывая друга под руку и глядя в его бессмысленное лицо.
– О, Митя! Ты? Митя, друг мой, дорогой друг, как ты кстати! – пробормотал Феликс заплетающимся языком. – Я принял решение! Сейчас все расскажу... Я должен совершить поступок, такой, понимаешь, поступок настоящего мужчины...
– Понимаю. Поступок – это хорошо. Но сейчас мы с тобой поедем домой. Я тебя отвезу. Не позорься перед людьми, тебя ведь здесь все знают и ты, как-никак, князь! Не теряй лица...
– Что? Лицо? К черту лицо!
Феликс споткнулся и чуть не упал. Ноги держали его плохо.
– Я помогу вам усадить его сиятельство в экипаж, – Христо подставил плечо с другой стороны.
– Христо, пожалуйста, бережнее! – попросил Колычев. – Князь по неосторожности повредил себе недавно руку – у него рана свежая. Не потревожьте ее. Кстати, другого господина тоже нужно бы доставить домой, – кивнул Колычев на Заплатина. – Он пьян до положения риз...
– Не тревожьтесь, доставим. Этот господин нам хорошо известен. Его доставлять недалеко.
Феликс, задремавший было в возке, уже на подъезде к усадьбе открыл глаза.
– Митя, я принял решение!
– Ты уже говорил. Так на что же ты решился?
– Я вызвал свою жену. Мы поговорили с Алексеем обо всем... И он прав, я должен быть мужчиной и совершить настоящий мужской поступок. Я немного выпил для храбрости, ты извини. Мы послали телеграмму Верочке с просьбой немедленно приехать. Но пока – тсс! Никому ни слова!
Митя с трудом выгрузил Феликса из экипажа, хотя на помощь ему кинулись дворник и выскочивший из дома лакей. То ли от жары, то ли от тряской дороги, то ли от густого запаха роз, но у самого крыльца усадьбы молодому князю сделалось дурно.
Наутро Феликс мучился страшным похмельем.
– Митя, я, кажется, вчера вел себя как свинья, – ныл он, прихлебывая рассол, нацеженный лакеем в погребе из овощных бочек. – Я вообще-то плохо помню, что было...
– Да уж, некоторое свинство имело место, – безжалостно подтвердил Колычев.
– Господи, какой стыд! – простонал Феликс. – А что матушка?
– Княгиня принялась было упрекать меня, что это я тебя так напоил. Признаюсь, я отрекся от участия в этом свинстве и честно объяснил, что обнаружил тебя в городе уже в неподобающем состоянии, – ответил Митя и добавил: – Ты вчера собирался совершать поступки, достойные мужчины.
– Придет же такое в голову! А ты не знаешь, я уже успел что-нибудь совершить или только собирался?
– Кое-что успел.
В этот момент лакей внес на подносе сложенную телеграмму.
– Ваше сиятельство, вам почта.
Феликс лениво протянул руку и развернул телеграфный бланк. С его лица тут же сошли последние краски, и оно сделалось похожим на старый пергамент.
– Митя! Моя жена Вера приезжает послезавтра! Утренним поездом...
– Но ты же сам вчера ее вызвал. Послушная женщина получила твою телеграмму и поспешила на зов любящего мужа. Что тебя удивляет?
– Я сам вызвал? Какой кошмар! Митя, я – идиот...
– Как ты к себе строг! Но я не понимаю, за что ты так на себя гневаешься? Воссоединиться с женой – поступок и вправду достойный мужчины. К тому же это раз и навсегда положит конец всем притязаниям Ирэн Старынкевич, что и само по себе большой плюс.
– Но что я скажу матери? Она ведь ничего не знает...
– Скажи правду. Почему это нужно скрывать?
– Ты не понимаешь, как это трудно. Если не сказал правду сразу, потом это бывает вдвойне труднее. К шоку от неприятного известия добавится обида, что правду долго скрывали...
– Феликс, но почему ты решил, что это известие будет неприятным для твоей матери? Она тебя любит, желает тебе добра, мечтает, чтобы ты женился...
– Да, но она мечтает, чтобы я женился на Ирэн! Это совсем другое. А тогда, когда я только-только окончил университет и начинал свою карьеру в адвокатской конторе, мать у меня чуть ли не в ногах валялась и рыдала: «Феликс, мальчик мой, только не вздумай рано жениться! Ты должен как следует встать на ноги, не вешай прежде времени обузу на свою шею. Ты не знаешь, что такое брак. Это – Голгофа! Жена оберет тебя как липку! Ты разоришься и пойдешь по миру, а я умру под забором!» Поэтому мне и пришлось держать свой брак в тайне от нее...
– Но теперь-то благодаря наследству ты вполне встал на ноги , смерть под забором никому уже не грозит, и молодая княгиня окажется в твоем доме очень кстати. Я не вижу, в чем проблема!
– Тебе меня не понять, голубчик Митенька. Это как в Писании: «Единожды солгав, кто тебе поверит?»
– Феликс, но речь ведь идет о твоей матери. Я тебя уверяю, что она все поймет, все простит и всегда тебе поверит...
– Но мне теперь так трудно открыться ей, Митя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95