— Правильно, ты выглядишь недокормленной.
Внезапно нахлынувший приступ уныния удивил ее. Она вспомнила времена, когда Робин проводил целые дни, любуясь ее обнаженным телом, лаская ее, восхищаясь ею. Он тогда говорил, что прекраснее ее тела он в своей жизни ничего не видывал, и она надеялась, что ее красота окажется самым прочным звеном в цепи, которая привяжет его к ней навсегда.
Какой же наивной она была! Его безграничное восхищение ее внешностью никогда не иссякало, но привязать Робина не могло ничто. А теперь Хью смотрел на нее без всякого интереса и только что заявил, что она — кожа да кости.
Весьма глупо с ее стороны позволять Хью постоянно подтрунивать над ней с безразличным видом. Как же поступил с ней этот мужчина, в конце концов? Разве не он проигнорировал ее по-детски страстную влюбленность и надолго ушел из ее жизни?
Пошарив рукой в сумке, она достала оттуда корку хлеба, сэкономленную от предыдущего обеда, обмакнула ее в бульон и сунула ее прямо в его открытый рот.
— М-мм. — Он закрыл глаза и вздохнул так, словно, пережевывая ее, испытывал райское наслаждение.
Затем, когда он снова взглянул на нее, стало понятно, что он сосредоточил свое внимание на новой проблеме.
— Сколько лет твоим сыновьям? — спросил Хью.
— Они оба уже прожили восемь зим.
— Двойняшки?
Она ответила ему так, как отвечала всегда:
— Мальчики так похожи друг на друга, что ты такого никогда не видел.
— Это редкость, чтобы оба близнеца выжили после рождения.
На это она ничего не ответила.
— К этому времени им должны были бы дать кое-какое воспитание, — задумчиво произнес он. Хью явно что-то замышлял, иначе зачем бы так подробно расспрашивать? Но Эдлин надоело постоянно угадывать его намерения.
Она просто ответила ему в тон:
— Им, разумеется, дали воспитание, соответствующее их возрасту и положению. Настоятель из соседнего монастыря взял их под свое крыло, и в этот момент они совершают первое в своей жизни паломничество.
— Паломничество?! — Брови его удивленно поползли вверх, и, прежде чем что-либо сказать, он тщательно прожевал смоченный в бульоне кусочек хлеба. — Настоятель? Ты действительно доверила их будущее настоятелю?
Его скептицизм уязвил ее.
— А кого бы мог предложить ты? — довольно ехидно поинтересовалась Эдлин.
— И ты сознательно уготовила такую участь сыновьям графа Джэггера? Им по меньшей мере следует стать пажами при рыцарском дворе.
— Они вовсе не хотят становиться придворными рыцаря. — Для пущей убедительности она сердито стукнула кулаком по столу. — Они хотят стать монахами.
— Сыновья графа Джэггера хотят стать монахами?! Ты в своем уме?!
В его голосе прозвучала нотка, которой она от него никогда прежде не слышала, и Эдлин, защищаясь, твердо ответила:
— Да! Они этого хотят. И закончим этот разговор.
— Пустое! Граф Джэггер был одним из лучших воинов, которых мне довелось когда-либо встретить. Ведь он едва не нанес мне поражение!
Он мимолетно взглянул в ее сторону как раз в тот самый момент, когда она просто вышла из себя от ярости.
— Само собой разумеется, это произошло на одном из ваших рыцарских турниров, где он всегда торчал, преспокойно оставляя меня дома добывать деньги на его бесконечные сражения и воспитывать сыновей ради его будущего. — Гнев буквально душил ее, когда она вспомнила, как все это происходило. Поединки и сражения — вечная ее ненависть. Леди Эдлин, графиня Джэггер, была весьма необычной женщиной для своего времени.
Он взял миску из ее рук и с помощью остатков хлеба разделался с последними каплями бульона. И только убедившись, что посуда окончательно пуста, он вернул ее Эдлин.
Она крепко сжала руки и попыталась заставить себя подняться, чтобы отойти от него на приличное расстояние, выказав таким образом свое безразличие, как того и заслуживает любой наглый пустомеля. Однако вместо этого она почему-то осталась сидеть и с негодованием сказала:
— Ты даешь мне советы, как воспитывать моих сыновей, но скажи, насколько в самом деле тебя может заботить их судьба? Они же мои сыновья, это я их содержу и кормлю. А для тебя они просто минутная прихоть, вызванная желанием продолжить разговор, пока ты лежишь здесь. Тебе скучно, ты капризничаешь. Для тебя это не больше чем зуд. Почесался — прихоть прошла, и ты о ней забыл. Но если бы я тебе позволила, ты бы в одно мгновение перевернул весь мой мир ради своих капризов, а потом, когда ты уже почешешься и забудешь обо всем, весь мой мир останется исковерканным.
— Я не настолько капризен! — обиженно отреагировал Хью.
— Все мужчины капризны. — Она безнадежно махнула рукой. — Они властвуют, так почему бы им и не покапризничать?
Он перевел дух, сдерживая резкие слова, так и рвущиеся наружу, и только тогда заговорил снова. Он старался приводить самые разумные доводы:
— Вовсе не каприз заставляет меня понять, что любые из сыновей графа Джэггера станут воинами. Я знавал Робина, леди Эдлин, во цвете его лет, и я испытал на себе силу его клинка. Я видел, как молились на него его люди и как женщины… ну, в общем… — Он несколько смущенно откашлялся. — Ты говоришь, что его сыновья хотят стать монахами. Может быть, но возможно и другое. Похоже, им не предоставили выбора — ведь они смогли бы найти себя на ином поприще, более подходящем для рыцарского звания.
— Робин погиб слишком рано. — Ее сердце едва не остановилось, когда она вспомнила живого, красивого, героического мужчину и поняла, что он никогда больше не пройдет по этой земле. — Я желаю своим сыновьям лучшей участи.
— Но чего они сами хотят для себя?
— Им всего восемь лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119