Но это не оправдание. Нет, он не простит им ничего и никогда. Пусть не надеются смягчить его.
– Ведь я и сама Фэрчайлд, если ты помнишь, – гордо продолжала она. – Мой отец был Фэрчайлд. Мой брат Фэрчайлд. В нас нет таких пороков. И у Бэба тоже нет – хотя его и… крайне плохо воспитали. Дочь Бэба, Вильда, очень милая. В новом поколении, быть может, уже не будет и следа этой заразы. Тем временем я могу обречь их на нищету, имея средства их спасти. Я не хочу этого!
Многолетний опыт сделал его неумолимым.
– Тебе не спасти Фэрчайлдов от них самих. Болезнь глубоко внутри.
Она тоже умела быть несговорчивой.
– Не их пороки повергли их в нищету, но завещание деда.
Да, она упряма. Господи, до чего же она упряма. И она совершенно несправедлива к нему. Ведь она не знает всех подробностей.
Он не хотел, чтобы она судила его слишком строго за то, что он неспособен простить. Ему это было вовсе не по вкусу. Быть может, все-таки пришло время рассказать ей правду.
– Ты слышала, как между нашими семьями возникла вражда?
Что-то промелькнуло в ее глазах.
– Леди Валери говорила мне, что обе семьи разводили лошадей.
– Да, Фэрчайлды – для забавы. Дюраны – из-за нужды в деньгах.
Он выждал, не шокирует ли ее признание, что, хотя его отец и был лордом, семье приходилось зарабатывать себе на жизнь. Она только кивнула, ожидая продолжения.
– В продаже появился великолепный племенной жеребец, и, внимательно к нему присмотревшись, мой отец решил, что он будет прекрасным производителем. Отец, не остерегаясь, рассказал об этом старому Фэрчайлду – мы были соседи и не перебивали друг у друга покупки, – но на этот раз на аукционе управляющий Фэрчайлдов выступил против отца. – Себастьян улыбнулся одной из своих опасных, как острие бритвы, улыбок. – Мы выиграли.
– Но у Фэрчайлдов было гораздо больше денег.
– Управляющему было разрешено повышать цену только до определенных пределов, и старый Фэрчайлд не подозревал, что мой отец готов был поставить все, все до последнего фартинга, на этого жеребца.
– Я понимаю.
Она, конечно, все понимала. В его истории изначально были все признаки трагедии. Семья Дюран рискнула всем, что было. Частенько это не доводит до добра.
– Фэрчайлды были в бешенстве. В качестве мести твои дяди запустили в стойло к нашим кобылам самого захудалого беспородного жеребца.
Он уже давно примирился со случившимся, но сейчас, рассказывая об этом Мэри, он словно пережил все заново. Краска бросилась ему в лицо, старая горечь поднялась в нем. Обнаружив перед ней свою слабость, он внутренне собрался, приготовившись к насмешкам.
– Этот жеребец перепортил их всех, и наш ценный производитель не пригодился.
Мэри не смеялась.
– Значит жеребец, которого подарил нам на свадьбу Лесли…
– Это насмешка, издевательство. – К старой боли примешалась ярость.
– И ты… твой отец разорился?
В ее лице не было и тени улыбки, скорее мягкое сочувственное выражение. Жалость? Жалость хуже насмешки. Он расправил плечи и изменил тон, чтобы показать, как теперь ему было все безразлично.
– Мы поставили на кон весь наш капитал и в результате злобной шутки потеряли наших лошадей. Мы потеряли дом.
– И никто не дал взаймы? – не на шутку удивилась Мэри.
На этот раз засмеялся он. Невеселым смехом, но засмеялся.
– Шутка, разыгранная Фэрчайлдами, сделала нас всеобщим посмешищем. Никто.
На мгновение, к его стыду, волнение так перехватило ему горло, что он не мог говорить. Он закрыл глаза, стараясь вернуть себе свою обычную бесстрастность. Что-то тихонько коснулось его руки. Он ухватился за это, как за неожиданную помощь. В руке его оказалась рука Мэри. Ее пальцы обвились вокруг его пальцев, их ладони соприкоснулись, и в ее прикосновении действительно была поддержка. Он открыл глаза, взглянул на нее и каким-то чудом снова обрел дар речи.
– Это была очень забавная шутка. Из нее мог бы получиться недурной фарс.
Она что-то проговорила тихо, пытаясь возразить.
– Никто не желал одолжить нам денег, боясь навлечь на себя насмешки, – угрюмо рассказывал он.
Этот смех по-прежнему звучал у него в ушах. Поэтому его так взбесил намек Лесли на неверность Мэри. Поэтому он пришел в такую ярость при мысли, что Мэри могла предать его.
Но она этого не сделала и не сделает, даже в этой истории с ее деньгами. Когда она все узнает, она поступит так, как хочет он.
– Дяди нарочно подоспели, чтобы не пропустить зрелища. Нас выкинули из дома. Моя мать плакала. Отец стоял в стороне, казалось, что сердце его было разбито навсегда. Так, вероятно, оно и было, потому что неделей позже он кончил самоубийством. Он не вынес этой шутки.
Себастьян гордился собой. Он никогда еще не произносил вслух эти страшные слова – мой отец кончил самоубийством – и ему показалось, что голос его даже не дрогнул.
Мэри крепче сжала его руку. Другой рукой она обняла его, и сама тесно прижалась к нему, как будто он нуждался в утешении.
К своему удивлению, он понял, что и впрямь в нем нуждался.
– Бедный мальчик. – Голос Мэри задрожал. – Как же ты жил? Ты поехал к родным? Твоя мать нашла работу?
– У меня не было родных.
– А леди Валери?
– Леди Валери была дружна с семьей отца. Мать отказалась обращаться к ней за помощью.
Он пылко обнял Мэри, не понимая, как эта малышка могла придать ему такую силу.
– Мать не могла работать. Она… плакала. Плакала чаще и чаще, пока не заболела. Тогда она стала плакать еще больше. Непрерывные потоки слез. Всхлипывания, стенания, вздохи и – ни слова утешения растерянному сыну.
Мучительная боль переполняла его, разъедая его самообладание, но он подавил се привычным усилием воли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95