Дают – бери. Так и надо.– Не надо, – гнул свое лепила. – Если бы не ваше лекарственное спонсорство, если бы питание у больных было подобающее, я бы, честно вам признаюсь, не разрешил бы эту… хм, раздачу слонов. Знаете, почему?– Нет.– Из соображений справедливости. Простой человеческой справедливости. Этим избранным и так несказанно повезло. Они лежат в проветриваемых помещениях, кормят их все-таки лучше, чем на режиме, спят, сколько захотят, за их здоровьем следят, и так далее. Их не нужно баловать. Они уже получили свой подарок, попав сюда.– Александр Станиславович, – обратился к доктору надзиратель. – Эта… нам бы поторопиться. Корпусной велел не туркаться.– Что ж, пройдемте в следующую палату, Савва Морозов вы наш…«…С Рембо и Рокки я не расставался никогда. В Чечне, куда я отправился служить по контракту, чтобы отомстить за батоно Тенга-за, потому что абхазы и чечены – одно и то же, грязные тупые дикари, погрязшие в трясине убогих, замшелых обычаев, грабители, садисты и стервятники, даже лицами они схожи, и лидеры их дружили между собой… Так вот, в Чечне я прополз под минометным и снайперским огнем – если кто-то, конечно, понимает, что такое сто метров простреливаемой земли, – чтобы вытащить Рокки из тела убитого мной чечена. Как Тарас Бульба. возвращался за своей трубкой в лагерь противника. Не мог я допустить, чтобы мой брат попал к врагу.Я не расстался с братьями и когда попал сюда. Я был разлучен с ними. Но знал, что это ненадолго.Они перевернули все вверх дном в квартире, которую я снимал в Петербурге. Но я же знал, что они могут прийти. И не мог рисковать братьями, я надежно спрятал их.И не сомневался, что скоро встречусь с ними, пусть мне и грозило пожизненное за убийство того грязного и жирного рыночного азера, которого поручили мне мои грузинские друзья.Я настоял, чтобы мне привезли моих братьев. Рассказал, где их можно найти. И вот они снова со мной, и мне ничего не страшно.Мы с ними выполним, что нам поручили, и получим свободу. Нет, никто не разорвет и не выбросит заведенное на меня дело, но меня признают невменяемым, то есть сумасшедшим, и переведут в психушку. А оттуда я и сам бы мог сдернуть. Но, раз мне обещают помочь, то пусть и помогают.Я только не могу выбрать, кому из братьев поручить работу. Двоим делать нечего. Так кто из вас возьмется, Рембо или Рокки?»– Ты бы, Шрам, лучше бабу резиновую приволок, – жадно перебирая подарки, высказался Чекан. – Для здоровья полезно, верно, доктор?– Не вступаем! – прикрикнул от дверей надзиратель. – Переходим!– Печенье ты тоже предпочитаешь резиновое? – уже от двери Сергей отослал ответ Чекану, шляпочно знакомому питерскому братку. – А чай небось из березового листа? И пиво я тебе пришлю безалкогольное…«Рембо. Пусть он. Продолжение моей левой руки.Воин не может себе позволить быть левшой или правшой, он обязан одинаково владеть обеими.Рембо – бесспорный красавец. Цельнокованый. Рукоять обмотана телячьей кожей. Рукоять заканчивается шишковатым наростом, который превращает ребро ладони в кастет. Гарда, или, по-вашему, упор, выступает в стороны на ширину пальца, концы ее загнуты к острию. Лезвие обоюдоострое, длиной в полтора моих указательных пальца, шириной в два приставленных друг к другу больших пальца, лезвие сужается к острию так же плавно и незаметно, как плавно и незаметно жизнь катится от рождения к смерти…»…Шрам уже порядком утомился от раздачи мармелада. Но надо доделать. Он протянул очередной пакет. Его цепко ухватили за пятерню. Безумный взгляд из черных впадин глазниц шарил по Шрамову лицу.– У тебя есть родня? Ты сирота? – надежду на «да» выплевывали вместе со слюной обветренные губы.– Не вступаем! – заученно рявкнул дубак.Шрам выдрал руку из захвата. Палата идиотов! Один пердит не переставая и хохочет, другой неслабые вопросы за жизнь задает. Шрам принял у Боксера следующий пакет, повернулся, наклонился, чтобы водрузить поверх одеяла больного, который, похоже, находился в невесомой отключке.Синее с белым отлетело в сторону, открывая полосатое. Пижаму.Выпад в переломах черных и розовых полос, в белизне открывшейся кожи, переходящей в серое и тусклое, похожее на рыбу. В нож.Подбросивший себя на пружинах кровати, вскочивший на ноги больной всадил клинок Шраму в живот.«Рембо – прямой, простодушный брат. Он не умеет притворяться. Его тяжелое лезвие увлекает за собой на штурм более легкую рукоять. Он торпедой врезается, пропарывая преграды, мчит до упора.А теперь провернуть, надавив на рукоять, чтобы лезвие описало внутри круг, невосстановимо разрезая внутренности».Они стояли глаза в глаза, убийца и убиваемый. Оказывается, одинакового роста. Но у больного глаза карие, над черной бровью бьется жилка нервного тика, зрачки маленькие, как шляпки обойных гвоздей.Боксер с пакетом в руках и открытым ртом заледенел, так и не выпрямившись. Дубак, не отрывая взгляда от ЧП, судорожно всовывал клешню в петлю резиновой дубинки. Лепила, беседовавший до того с больным у окна, оборачивался, почувствовав за спиной неладное.Шрам опустил глаза вниз.Больной опустил глаза, в которых разрастались, набухали зрачки, туда же, вниз.Первым успел Шрам. («А я еще колебался, вкладывать книги или не вкладывать», – пролетело в голове.) Шрам дернул в сторону пакет с подарком, в котором застрял клинок. А раз застрял – значит, в книгах, больше не в чем.Ладонь больного не удержала рукоять, нож из нее вырвало. Шрам колыхнулся назад на два шага по проходу между кроватями. Как он догнал зарядить пакет под разящий металл? Выходит, раньше извилин среагировали руки.Сергей, как мясо с шампура, рукой стянул с клинка пакет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84