Оступившись, я сполз к поросшему папоротником берегу и долбанулся о ствол лиственницы так, что перехватило дыхание. Я лежал, сопя и потея, – легкая добыча для местных комаров и мух. Ты Рыбы? – спросила она. Нет, сказал я, ловко раскручивая за хвост селедку со шмальцем и хлопая ее по щеке. Можно мне пососать щелку Весов? Отвечайте незамедлительно. Засадить в жопу Скорпиону? Загнать мистера Могучего в горло глупому Тельцу? Я перевернулся на бок и машинально полез за сигаретами, которых не было. Может, вскарабкаться обратно на горку и найти эту могилку. Спасти хотя бы одну. Это послужит мне уроком. Лучи солнца с трудом пробивались сквозь папоротник и прямые легкие стебли. Мэри Джейн и мышонок Снифлс, полезайте сквозь дупло в пень. Миниатюризация посредством волшебного песка. Кто же станет совать руки в черное дупло пня? Разве что безмозглые натуралисты, достойные того, чтобы им откусили пальцы. Я вспомнил охотника на пум, с которым познакомился в Дачесне, Юта. Длинные сальные волосы по плечам, заляпанная рубашка из оленьей кожи. Мы ехали на его древнем «плимуте», и он все жаловался, что ни одна мормонка не желает с ним ебаться, им только своих подавай. Когда дела с пумами идут плохо, он собирает два-три джутовых мешка гремучих змей и продает их колледжу в Прово для медицинских экспериментов. Пять баксов штука. Мы застряли на горном склоне, но проезжавший мимо грузовик-внедорожник нас подтолкнул. Охотник сказал, что обычно живет у брата-ранчера недалеко от Рузвельта, только спать предпочитает на свежем воздухе. Там можно проскакать семьдесят пять миль на север до самого Вайоминга и не встретить ни одной живой души. А на юг так еще дальше, если вдоль Грин-ривер и плато Тавапутс. Он дал мне адрес девушки из Верналя, которая, может статься, обо мне «позаботится». Но потом я ехал с католическим священником, в Вернале он оставил меня сидеть в машине, а сам пошел есть. Он доверяет мне машину, притом что ключи у него в кармане, но ланчем кормить не будет. Он тонко и гнусаво читал мне проповеди, пока голос не стал похож на утиный – как у Дональда или Дейзи. Потом мы, правда, подружились – он накормил меня ужином, а я рассказал, как баптисты распускают о католиках мерзкие слухи – например, о туннеле между женским и мужским монастырями, пол которого устилают кости младенцев. Он отнесся к этому очень серьезно и сказал: мы должны за них молиться. Лежа среди папоротников, я радовался, что ни одна ядовитая змея не заползает так далеко на север. Иначе бы я не смог валяться на траве в безопасности и безнаказанности. Наконец пот на мне начал подсыхать, я встал, съел несколько изюмин и запил глотком теплой воды. Боже, я отдал бы сейчас целый здоровый зуб за одну сигарету. Волосы раздражающе лезли в глаза, я остановился, достал нож, отстриг себе спереди целую копну и соорудил из шейного платка повязку на голову. Натти Бампо хочет табака. И в пивную, и бутылку «Шато Марго», и коня, чтобы доскакать до палатки, собрать манатки, потом к машине, где конь будет брошен, а машина повезет его прямиком в Нью-Йорк, в «Алгонкин» или «Плазу», откуда он черкнет записку со своими размерами в магазин «Бонуитс Билл Бласс» и будет полностью экипирован для неистовой высококлассной и низкопробной жратвы и ебли. Скучно. Я имею в виду все эти шикарные отели, где если на завтрак спуститься без галстука в столовую, оформленную в эдвардианском стиле, официант накрутит его тебе на шею, не успеешь ты свистнуть или пернуть. Богатые никогда не забывают галстуки, до девятнадцати лет мне галстук завязывал дед, ибо я попросту не мог справиться с узлом. Я шагал по болотистой низине, значит, озеро должно быть недалеко. Я сделал круг в несколько сотен ярдов, огибая топь, затем бросился в нее, отчаявшись найти открытую тропу к воде. Добрался до холмика и, трясясь, залез на березу, с которой недалеко впереди разглядел воду. Береза была слишком толстой, чтобы раскачиваться на ней и скакать, – опасность этого развлечения в том, что, если дерево немного толще, чем нужно, оно поднимается вверх и назад уже не возвращается. Приходится прыгать. Очень было бы умно сломать здесь ногу, а потом неделю ползти к машине. Герой моего детства Джим Брайджер никогда бы не попал в такую передрягу, но он и не появился бы в отеле «Плаза» без галстука, если бы только не собрался кого-нибудь там пристрелить или набить кому-нибудь морду. Такие еще остались. Мой приятель повстречал неподалеку от Тимминса, Онтарио, метиса, две мили протащившего на спине четыреста фунтов оленьего мяса. Я дошел до озера и слева по берегу приметил песчаную отмель, где можно будет сесть и раздеться перед тем, как лезть в воду.
У Бэттери-парка я зашел в бар, заказал сэндвич с пастрами и пять двойных бурбонов. После ночи холода и неудобства здоровье снова расползалось по кровеносной системе. Посетители – всего несколько стариков неопределенного вида, что-то про себя бормочущих, – в Нью-Йорке самая высокая в мире концентрация бормотальщиков на акр. Отпахав на этот город до шестидесяти пяти лет, получай часы «Булова» и начинай бормотать. Рубашки из-за этого все в слюнях. Бармен с интересом смотрел шоу Джека Паара, где звезды со страстью предавались голливудскому кривлянию. Жуть как остроумно. А неплохо бы заявиться туда в один прекрасный день, снять комнату, побродить по округе и предложить Эстер Уильямс поплавать наперегонки: три мили по Тихому океану, на кону – судьба этого мира. Мозг отравлен тысячей фильмов. Джеймс Дин, о Джеймс Дин, где ты? Шесть футов под крышкой Индианы. Я не похож на Роберта Митчума из «Дороги грома».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70