– Катрина знает, что она в любом случае должна будет скоро покинуть своего отца… – начал он, выставляя напоказ свое тайное знание, но брат его перебил.– Ну да, прежде чем старик начнет кое о чем догадываться, – небрежно бросил Дамон. – Даже самые любящие отцы порой не на шутку задумываются, когда их дочери выходят из дома только по ночам.Гнев и боль захлестнули Стефана. Значит, такова была правда – Дамон все знал. Итак, Катрина поделилась секретом с его братом.– Зачем ты рассказала ему, Катрина? Зачем? Что ты в нем нашла? Ведь этот человек не заботится ни о чем, кроме собственного удовольствия! Как он сможет сделать тебя счастливой, когда он думает только о себе?– А как этот мальчик может сделать тебя счастливой, когда он ничего не знает о жизни? – вмешался Дамон, и его презрительный голос сделался острым как бритва, – Как он сможет тебя защитить, если сам никогда не сталкивался лицом к лицу с реальностью? Он прожил свою жизнь среди книг и картин, так позволь ему там и остаться!Катрина горестно качала головой, голубые самоцветы ее глаз затуманились слезами.– Вы оба ничего не понимаете, – начала она. – Вы думаете, что я могу выйти замуж и устроить свою жизнь подобно любой другой флорентийской девушке. Но мне не удастся вести жизнь обычной замужней дамы. Как я смогу держать домашнее хозяйство и заправлять слугами, которые станут следить за каждым моим шагом? Как я смогу постоянно жить в одном месте, где люди со временем увидят, что годы надо мной не властны? Обычная жизнь для меня невозможна.Катрина поглубже вздохнула и посмотрела на братьев по очереди.– Тот, кто решит стать моим супругом, должен будет отказаться от жизни под солнечным светом, – прошептала она. – Он должен будет выбрать жизнь под луной, в часы Тьмы.– Тогда ты должна выбрать того, кто не боится Теней, – сказал Дамон, и Стефан удивился внутренней энергии в его голосе. Он еще никогда не слышал, чтобы его брат говорил с такой серьезностью, почти не рисуясь. – Катрина, ты только посмотри на моего брата. Разве он способен отказаться от солнечного света? Он слишком привязан к обыденному: к друзьям, к отцу, к своему долгу в отношении Флоренции. Тьма его просто уничтожит.– Лжец! – воскликнул Стефан, тоже вспыхивая гневом, – Я так же силен, как ты, братец, и я ничего не страшусь ни в Тени, ни под солнцем. Я люблю Катрину гораздо сильнее, чем друзей или членов семьи…– …или твоего долга. Достаточно ли ты ее любишь, чтобы отказаться еще и от этого?– Да! – с вызовом кивнул Стефан. – Достаточно, чтобы отказаться от всего на свете!Саркастически усмехнувшись, Дамон повернулся к Катрине.– Похоже на то, – сказал он, – что выбор всецело за тобой. Здесь два соискателя твоей руки. Подумай, на чье предложение ты согласишься.Катрина медленно склонила золотистую головку. Затем она подняла голубые глаза на братьев:– Дайте мне подумать до воскресенья. А пока что не донимайте меня вопросами.Стефан неохотно кивнул.– Значит, в воскресенье? – спросил Дамон.– Да, в воскресенье вечером, уже в сумерки, я сделаю свой выбор.Сумерки, глубокая фиолетовая тьма…
Бархатные оттенки ночи уже рассеялись вокруг Стефана, и он пришел в себя. Никаких сумерек. Вокруг разгорался рассвет, щедро даривший краски светлеющему небу. Погруженный в свои мысли, юноша доехал до самой опушки леса.Дальше к северо-западу виднелся Плетеный мост и кладбище. Новые воспоминания заставили пульс Стефана отчаянно участиться.Тогда он сказал Дамону, что готов отказаться от всего ради Катрины. Именно так он и поступил. Стефан отказался от всех претензий на солнечный свет и стал ради нее порождением Тьмы. Стал охотником, обреченным вечно гоняться за самим собой, вором, похищающим жизнь, чтобы наполнить свои вены.И, очень даже возможно, убийцей. Хотя нет. Они сказали, что Викки умереть не должна. Зато следующая жертва Стефана вполне может покинуть этот мир. Самым худшим в этом последнем нападении было то, что Стефан ровным счетом ничего о нем не помнил. Он помнил только слабость, всеподавляющую потребность. Еще помнил, как проковылял через дверной проход в церковь, но больше ничего. Стефан пришел в себя, лишь когда крики Елены зазвенели у него в ушах. Тогда он просто бросился к ней, не подумав о том, что произошло чуть ранее.Елена… На мгновение Стефан ощутил прилив чистой радости и благоговения, забывая обо всем остальном. Елена, теплая как солнечный свет, нежная как раннее утро, но словно со стальным стержнем внутри, который невозможно сломать. Она была как огонь, горящий во льду, как острое лезвие серебряного кинжала.Но было ли у Стефана право любить ее? Само его чувство к Елене ставило ее под угрозу. Что, если в следующий раз, когда потребность овладеет им, Елена окажется в непосредственной близости и покажется ему всего лишь живым сосудом, полным теплой, обновляющейся крови?«Я умру, прежде чем ее коснусь, – подумал Стефан, давая себе зарок. – Я умру от жажды, прежде чем вскрою ее вены. Клянусь, Елена никогда не узнает даже малую толику моей тайны. Она никогда не откажется от солнечного света ради меня».Небо впереди уже светлело. Но прежде чем уехать, Стефан послал призыв, полный всей имевшейся у него Силы и стоящей за ней боли, в попытке найти другую Силу, которая могла оказаться поблизости. Он надеялся найти подтверждение другой версии произошедшего в церкви.Но он не дождался ни единого намека на ответ. Кладбище своим молчанием словно насмехалось над ним. * * * Елена проснулась, когда солнце уже вовсю светило в окно. И сразу же почувствовала себя так, словно только что выздоровела после долгого гриппа или, словно это было утро Рождества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60