Следствие ведут ЗнаТоКи – 1

«До третьего выстрела»: АСТ, Олимп; Москва; 2001
ISBN 5-17-010468-5, 5-8195-0474-7
Ольга Лаврова, Александр Лавров
Черный Маклер
Горчица засохшая, угрюмо по­черневшая. Сосиски комнатной температуры. Пиво тоже. Может, стоило взять котлеты? Впро­чем, остывшие котлеты, пожалуй… Ладно, обойдемся.
Соседи по столику вяло переби­рали футбольные новости и завидо­вали его аппетиту. Самим есть не хотелось – сказывались вчерашние обстоятельства. Вчера было воскре­сенье, позавчера, соответственно, суббота. Словом, понятно.
Он легко поддерживал разговор, называя их по имени, как и они его, со второй минуты знакомства. Он был тут на месте, в этой забегаловке. Открытый, незамысловатый.
Не найдя облегчения в пиве, ста­ли скидываться.
– Саш?
Отрицательно мотнул головой. Сбегали, откупорили, освежи­лись, беседа потекла живее.
– Жалеть будешь! – предрекли ему, давая последний шанс одумать­ся и примкнуть.
– Мне в суд, – кивнул он за окно: как раз напротив лепилась вывеска сбоку облупленной двери.
Зачем в суд, не спросили. По своей воле в суд не ходят. Поцокали языками, выпили «за благополучное разреше­ние». Жалко, такой свой парень.
А свой парень был на редкость широкого профиля. Возле гостиницы выглядел, как фарцовщик, у комиссион­ного, как спекулянт, в белом халате – медицинское све­тило, в синем – грузчик. Без лицемерия. Разве хамелеон лицемерит? Таково условие существования. Весной на кладбище его тоже приняли за своего парня. Среди крестов и надгробий властвовала полууголовная кодла: не нравятся наши цены, неси усопшего до дому, пока денег не нако­пишь. Отрадой были редкие похороны со священником. Тут могильщики оказывались как-то ни при чем. Приту­лятся на земле поодаль и в глухом смятении наблюдают строгий обряд. Молитвенные слова нараспев мутили им душу, пробирали до печенок. После таких похорон завязы­вались особо лютые пьянки и драки. Одному истерику он после «Со святыми упокой» своротил скулу за «жидовскую морду». Еврейской крови в нем не было, а то бы скулой не ограничился. Врезал с интернациональной платформы. Вообще-то, драк боялся, как всякий оперативник, потому что не мог всерьез дать сдачи. Задержанный предъявит синяк тюремному врачу, и покатят на тебя телегу. Правда, и в камере может нарочно набить шишек и повесить их на тебя. Но истерику он врезал и почувствовал облегчение. А то уже ржаветь начал, как некрашеная оградка…
Да и оградок он вдосталь накрасил, и могил покопал, покуда не узнал, у кого из кладбищенских отсиживаются два мужика, взявших в соседней области кассу. Пил тогда безотказно всякие напитки, не до капризов было: мужи­ки сторожа порешили.
Старые мастера сыска (он еще застал некоторых) накрепко вдолбили, что это тебе не театр – одну сцену не дотянул, зато в следующей блеснул. В службе един­ственная фальшивая интонация, невыверенный жест – и, может случиться, нет тебя или товарища.
Соседи совсем поправились, принялись за еду, обра­тились к темам производственным. Не иначе, сослужив­цы. Ага, воронок к судебной вывеске подъехал. Пора. Он доел сосиски, пожал протянутые руки и покинул свою позицию (спиной к стене, лицом к двери, как всегда и везде).
Пересекая улицу, прикидывал. Дело хозяйственное. Не сенсационное. Значит, народ в зале состоит из родни да косвенно причастных. От себя – человека посторонне­го – надо чем-то простеньким отвести нежелательное внимание. Может, он ждет встречи с кем-то… на часы поглядывает… или любопытствует насчет судьи: за что тот цепляется, какие любимые мозоли… Да, именно его ин­тересует судья, потому что предстоит собственный про­цесс. Тогда и в перерыв есть о чем перемолвиться. Это лучше. Если не напорешься на кого-нибудь, с кем стал­кивала работа. Ну, тут он среагирует первым, обычно автоматика зрительной памяти не подводила. Сигнал «я его видел там-то» выдавался сразу.
Тесными кучками свидетели. В первый день их вряд ли будут вызывать. Но толкутся. То снаружи – увидеть своих, когда доставят в автозаке. Теперь подкарауливают мо­мент, как по коридору поведут.
Дверь открыта. Он приостановился на пороге, охватил взглядом зал. Не взглядом опытного сыщика, нет. Тако­вым не обладал. Вернее, сумел с превеликим трудом от него избавиться. Опытный преступник определяет опыт­ного сыщика (они говорят – срисовывает) как раз по взгляду. Простой человек смотрит без этой короткой фо­тографирующей задержки на каждой фигуре, без расши­рения-сужения зрачков, без запоминающего движения по кругу.
Так что смотрел он с порога взором скользящим, неинтересующимся, почти тусклым. Сигнал поступил один – от адвокатского стола. Долгоносый, узкогубый и безбровый блондин. Факторов. В прошлом судья. Из-за темной истории, припахивавшей взяткой, удален с должности. Чтобы бывший адвокат сделался судьей или следователем, такого не бывает. А вот наоборот – пожалуйста.
Сядем скромненько в заднем ряду. Не из-за Факторова. Он-то не знает, кто вошел – капитан Томин. Томину его показали недавно издали. К слову пришлось.
Полезная штука автоматика, только требует длитель­ной отладки. Началось, как игра на первом курсе юрфака. Профессор по уголовному праву посоветовал трениро­вать наблюдательность. Прошел мимо витрины магазина, зыркни через плечо, а дома нарисуй на бумажке, где что расположено. Позже, естественно, проверь. Бегло загляни в аудиторию и перечисли, кто с кем сидит. Студенты месяца четыре состязались в этом занятии, он побеждал и нахально полагал, что с памятью у него отлично. Но вдруг еле признал парня, с которым разок подрался. Правда, в доисторические времена, еще в Киеве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20