– Ну хоть чуточку! Слегка!– Да у меня и помада-то засохла…Но минимум косметики действительно придал лицу праздничность и яркость.Потом они препирались о туфлях: Маргарита Николаевна предпочитала более разношенные, Зиночка настаивала на изящных коричнево-красных.– Один час вы стерпите, а там можно сменить, никто не заметит. И, пожалуйста, не выскакивайте в переднюю! Вы должны принимать торжественно, посреди комнаты… А теперь хотите не хотите, маникюр.– Не до него мне было со стряпней. А сейчас уже поздно, буду вонять ацетоном.– Не будете! Фен у вас есть? Высушим мгновенно! Где лак?Маргарита Николаевна, смеясь, покорялась. Когда кто-то заглядывал, спрашивая инструкций, Кибрит заслоняла ее, оберегая предстоящий эффект.– Поздравительная телеграмма! – возвещал из коридора Колька и щелчком отправлял листок под дверь.– Коля, скажи Павлику, пусть…– Он ненадолго отбыл.– Неужели на работу вызвали?! – испугалась Маргарита Николаевна.– Нет-нет, – успокоила Кибрит. – Это он за подарком. Я знаю.Подарок добывался при ее участии, и было немножко неспокойно – как-то еще Маргарита Николаевна примет подобное подношение.– Поздновато он что-то спохватился, скоро народ пойдет… Зиночка, почему я вас так редко вижу? Одно время, честно говоря, мне казалось… Я была почти уверена.– Одно время мне тоже казалось, Маргарита Николаевна, – без обиняков созналась та.– А теперь?– Как-то… заглохло.– У вас или у него?– По-видимому, у обоих…– Как жаль!– Мама, тебя Шурик просит к телефону!– Ты вернулся, Павлик! Очень хорошо, но подойти не могу, маникюр делаю… Нет, Зиночка, мало сказать, жаль! Боюсь, он без вас останется бобылем.– Вот этого допускать нельзя, – подняла Кибрит серьезные глаза. – При его работе нужно очень много домашнего тепла. В противовес.– Разве я не понимаю! Семейные заботы, семейные радости. Может, это временное охлаждение? Ведь вы так друг другу подходите, Зиночка!Кибрит тронуло искреннее огорчение Маргариты Николаевны. Непростительно расстраивать человека в такой день.– Все может быть! – бодро согласилась она и загудела феном.Начали прибывать гости. Первый плотный косяк составили старые друзья. Тех, что с отцовой стороны, легко было отличить по цветам в руках. Все они так или иначе занимались физиологией растений, биологией растений и массой иных «логий» (а попросту говоря, ботаникой), и букет в феврале не представлял для них проблемы. Причем не базарной покупки, разумеется; не полумертвые, из южных краев доставленные гвоздики подносили они юбилярше, но нарциссы и ландыши, примулы и гиацинты, тюльпаны и розы – все, что способно цвести и благоухать в подмосковных оранжереях хоть круглый год, когда приложены труд и умение.Многие из этих гостей давным-давно не виделись со Знаменскими и между собой надивиться не могли, как изменились сами, как вытянулся Колька, возмужал Пал Палыч (для них навсегда Павлуша), главное же – как не постарела Маргарита Николаевна.Вторым эшелоном потянулись родственники, несколько сослуживцев Маргариты Николаевны, молодые кандидаты наук, бегавшие к ней за помощью со своими диссертациями и теперь образовавшие вокруг нее преданный пажеский корпус.– Ну, Колька, наверное, пора, – шепнул Пал Палыч.Тот исчез в недрах квартиры. Пал Палыч обратился к матери:– Мама! Твои нечестивые сыновья взяли на себя смелость подарить тебе нового члена семьи!Разволнованный Колька внес двухмесячного щенка дога. Поскольку пес был уже увесистый, передние лапы его он свесил через плечо, и сначала зрителям предстала тыльная часть «члена семьи». Колька сделал «кругом», и присутствовавшие отозвались градом одобрительных междометий. Морда у щенка была симпатичнейшая, глаза пытливые и ясные.– Надеюсь, он умеет и сам передвигаться? – хладнокровно осведомилась юбилярша, не выдавая противоречивых чувств, вызванных четвероногим подарком.– Еще как! – воскликнул Колька и спустил щенка на пол. – Мама, он лучших кровей! Родословная, как графа!При этом слове у Маргариты Николаевны болезненно дрогнули губы.– В роду три победителя породы! Родители заняли первые места на последней выставке! – продолжал рекламировать Колька.Мать присела и тихонько свистнула, привлекая внимание щенка. Тот подошел, по-детски косолапя. Она громко щелкнула у него пальцами перед носом. Щенок не отпрянул. Он заинтересовался, понюхал пальцы и чихнул. Ацетон – догадалась Маргарита Николаевна. Сколько же новых хлопот, беспорядка и тревог! Щенок уселся и попытался почесать ухо, забавно промахиваясь и стукаясь лапой об пол. Вокруг засмеялись. Он опять не напугался, даже нахально, со стоном зевнул. Ладно, хоть нервная система крепкая.– Ну что ж, – сказала Маргарита Николаевна, – хвалю нечестивых сыновей за смелость. Я назову его Граф.У Пал Палыча отлегло от сердца: приняла. Графом звали собаку, которую отец завел году на четвертом после рождения своего первенца. Она была той же породы и той же масти. И мать очень любила того Графа, долго переживала его смерть и зареклась держать в доме собак. Так что подарок был рискованный вдвойне: собака, да еще и копия той собаки.– Но имей в виду: если ты не будешь с ним гулять… – мать взяла Кольку за вихор.– Клянусь! У меня уже и поводок есть! И миска ему, и подстилка.Завязался обмен мнениями о выращивании и дрессировке собак, прививках и прочем, пошли трогательные собачьи истории. Институтские подружки успели поснимать фартуки и переодеться. Маргарита Николаевна внесла завершающие штрихи в сервировку и наметила время, когда ставить воду на пельмени. Хорошо, что мороз – они вольготно лежат на балконе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32