Пусть поскорей уходит! Но сейчас Маслову что-то от него понадобилось:– Пал Палыч, у меня просьба…– Передачу можно свезти в любое время, я дам разрешение.Нет, не угадал, про другое речь. Маслов сник, даже плечи ссутулились.– Передачу?.. Разве я соображу, что купить… Выскочил вот в перерыв… Этим ведает теща… Не могу себе представить Ирину в тюрьме на нарах, – прошептал угнетенно. – Просто не могу себе представить…– Нар в следственном изоляторе нет, у каждого своя койка. Но веселого, конечно, мало. Ирина Сергеевна: просила вас не тревожить, но она была больна.– Сердце?!– Да.– Как же она там одна? Там хоть врач-то есть? – застрадал он.– Есть. Было сделано все необходимое.– И Ирочке лучше?– Да, она поправилась.– Слава богу! – он промокнул лоб отглаженным платочком, чуть повеяло одеколоном. – Теперь я понимаю, почему вы не давали свиданий.Свиданий я не давал потому, что во время следствия нельзя. Но этого я тебе тоже не скажу.– Она пока не хочет с вами встречаться.– Почему?!– Оберегает вас от неприятных впечатлений.Маслов сложил платок по сгибам, но, забывшись, скомкал в ладони. Он не уловил в интонации следователя желчи.– Знаете, возможно, она права. Я так люблю красоту, а там… брр… До чего же это дико! Наверное, конечно, ее обманули, запутали, но все равно – как она могла так легкомысленно, зная всю опасность… и что ставит под удар мое будущее!..Почти в слезах. О себе!– Вы что-то хотели просить.– Ах, да… огромная просьба! Погода теплая, а вещи описаны. Там два дедероновых костюма…– Исключить из описи? Подайте заявление, рассмотрим.Смолокуров раздраженно забарабанил пальцами: он бы турнул Маслова к такой-то матери.Едва за ним закрылась дверь, Знаменский быстро проговорил:– По анкете у Кудряшова нет никаких братьев.– Да, на всякий случай я проверю, что за двойник… Довольно нагло насчет дедеронов. По-моему, до него не вполне доходит, за что посадили жену.– Она просила сказать, за халатность – пока.– И ты послушался? И обкладываешь ваткой этого самовлюбленного дурака? Ох, Знаменский, Знаменский!Носился с идеей освободить до суда, а в проходной тюрьмы что-то загрустил.Она бросилась к мужу, как… ну как бросается человек из каземата к свободе и свету? Обняла, обвилась – счастье до боли. На прощание обернулась, но слов к следователю не было и глаза незрячие.Маслов радовался и ликовал, уводя ее на волю. Если б тем и кончилось, за эту пару можно бы не бояться. Но впереди столько всего. Маленькая, слабая, справится ли она? Хватит ли ее миловидности?Знаменский незаметно проследил, как шли к машине. Муж придерживал ее за талию, поминутно наклонялся и целовал в волосы. Он был в дедероновом костюме.Они уехали, Знаменский вернулся в проходную. Дежурная спросила:– Пал Палыч, что вам приятней: поймать или выпустить?– Это, Ниночка, смотря кого. Мне Кудряшова, пожалуйста.Вдыхая тоскливый капустный запах Бутырки, Знаменский придирчиво перебирал подробности супружеской встречи. Нет, сегодня ничто не царапнуло в поведении красавчика в дедероне. И тем не менее…Кудряшов по-прежнему боек и курит «Мальборо», но к концу разговора слишком много окурков в пепельнице и с лица таки спал. Понемногу копятся в деле улики – на шаг отступает. Впрочем, еще верится ему, что заступятся, вызволят.Пытались. После намеков «авантюриста» Капустина Знаменский ждал заступничества. И вот его посетил мужчина нечеловеческой ухоженности, словно он принимал ванну восемь раз на дню, а в остальное время пребывал в руках массажистов и парикмахеров. Был он директором Мосресторантреста, глаза имел всепонимающие и добрые.Что руководитель хотел знать о неполадках в своем ведомстве – это нормально. Но слишком демонстративно он вздыхал, жалея Кудряшова. Когда Знаменский проигнорировал вздохи, высказался более вразумительно – мол, куда бы лучше, если б выяснилось, что люди не хищениями занимались, а лишь злоупотребляли служебным положением. Разумеется, лучше: и статья полегче, и без конфискации.– Тут ведь подчас такая тонкая грань! – улыбка его была обезоруживающей.– Разберемся, – сказал Знаменский, внимательно глядя в пустой открытый ящик стола.Через полмесяца в высокую канцелярию пришло письмо от замминистра торговли республики. Он сетовал, что аресты среди работников ресторанов проведены без консультаций с руководством министерства. Что методы, применяемые следствием, дезорганизуют систему общепита. В заключение просил принять меры против нагнетания нервозности вокруг ресторанного дела низовыми милицейскими сотрудниками. То бишь Знаменским и иже с ним. Пришлось составлять объяснительную записку с приложением копий документов и допросов.(Этот замминистра сел спустя два года за феодальные поборы с подчиненных, попался на жадности).Кудряшов все вызывал на идеологические дискуссии. Знаменский осаживал его, не щадил:– Вы думаете: я делал, что хотел, я сильный человек. А я считаю – слабак. Лежит мешок муки – руки дрожат, дай украду. Масло привезли – опять стащить хочется.– Как это вы говорите… будто я простой воришка!– Если украли очень много муки и очень много масла, разве стали лучше?Тот хлопнул себя в досаде по колену.– Выставляете меня примитивным жуликом! А ведь сколько ума надо! Сколько мы, бывало, комбинировали да выдумывали, чтобы выходило и нам, и потребителю!– Это наш старый спор. Есть, знаете ли, закон сохранения вещества. В применении к вам: если хочешь, чтобы у тебя было погуще, где-нибудь обязательно должно стать пожиже. Ладно, вернемся к сбыту «левых» пирожных и тортов. Как вы установили контакты с магазинами?– Наш отдел сбыта получал заявки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14