Когда он вернулся, Реджи уже сидела за столом и просматривала почту. Мамаша Лав открыла духовку и достала оттуда посудину, покрытую фольгой.
– Запеканка, – сообщила ему Реджи с явным предвкушением удовольствия.
Мамаша Лав пустилась в описание краткой истории блюда, одновременно нарезая запеканку огромными кусками и большой ложкой раскладывая ее по тарелкам. От сковородки шел пар.
– В моей семье этот рецепт передавался из поколения в поколение, – говорила она, глядя на Марка, как будто того безумно интересовало происхождение запеканки. Ему бы поскорее получить ее на тарелке. – Мы привезли его с собой. Я умела ее печь в десять лет и часто это делала. Отец очень любил. – Реджи подняла глаза к потолку и подмигнула Марку. – В ней четыре слоя, и в каждом разный сорт сыра. – Она выложила идеальные квадраты запеканки на каждую тарелку. Четыре сорта сыра перемешались и вытекали из макарон.
Зазвонил телефон, и Реджи сняла трубку.
– Давай, Марк, ешь, – сказала мамаша Лав и торжественно поставила перед ним тарелку. Потом кивнула в сторону спины Реджи. – Она может проговорить сутки. – Реджи то слушала, то что-то тихо бросала в трубку. Яснее ясного, для их ушей это не предназначалось.
Марк отделил вилкой большой кусок, подул, чтобы немного остыло, и осторожно отправил в рот. Он жевал медленно, наслаждаясь вкусом мясного соуса, сыра и неизвестно еще чего. Даже шпинат казался божественным.
Мамаша Лав смотрела на него и ждала. Она налила себе вторую рюмку вина и застыла, не донеся ее до рта, в ожидании приговора рецепту ее прапрабабушки.
– Замечательно, – оценил он, потянувшись за вторым куском. – Просто замечательно. – Он ел запеканку один раз в жизни, когда мать вынула пластмассовый контейнер из микроволновой печи и подала ее на ужин. Замороженная “запеканка Свенсона”, или что-то в этом роде. Он запомнил резиновый вкус. Ничего общего с тем, что он ел сейчас.
– Значит, тебе нравится, – с удовольствием произнесла мамаша Лав, отпивая глоток вина.
Он кивнул с полным ртом к ее удовольствию. Она сама начала есть.
Реджи повесила трубку и повернулась к столу.
– Надо съездить в город. Полицейские только что забрали Росса Скотта за кражу из магазина. Он в тюрьме, плачет и зовет мать, но они не могут ее разыскать.
– Вы надолго уходите? – Марк на мгновение прекратил работать вилкой.
– На пару часов. Ты кончай ужин и погости у мамаши Лав. Потом отвезу тебя в больницу. – Она похлопала его по плечу и быстро вышла.
Мамаша Лав молчала, пока не услышала, как завелся мотор машины. Потом спросила:
– Что же вы все-таки там видели?
Марк положил в рот еще кусок, пожевал, запил чаем. Она ждала.
– Ничего. Как вы это делаете? Просто замечательно.
– Ну, это старый рецепт.
Она пила вино и минут десять рассказывала ему, как делается соус, потом перешла к сырам. Марк не слышал ни слова.
* * *
Он покончил с персиковым компотом и мороженым, пока она убирала со стола и загружала посудомоечную машину. Он еще раз сказал “спасибо”, в десятый раз повторил, что было очень вкусно, и встал. Даже живот заболел. Он сидел более часа. В трейлере они обычно управлялись с ужином за десять минут. Обычно они ели что-нибудь, разогретое в микроволновой печи, с подносов, сидя перед телевизором. Дайанна слишком уставала, чтобы готовить.
Мамаша Лав с удовлетворением посмотрела на его пустую тарелку и отправила его в гостиную: пусть посмотрит телевизор, пока она убирает со стола. Телевизор был цветной, но без дистанционного управления. Никакого кабельного телевидения. Над диваном висела большая семейная фотография в толстой деревянной рамке. Мистер и миссис Лав сидели на маленьком диванчике, в какой-то фотостудии, а около них стояли два мальчика в тугих воротничках. У миссис Лав были темные волосы и чудесная улыбка. Мистер Лав был на добрый фут выше, сидел он прямо, не улыбался. Мальчики стояли напряженно, явно чувствуя себя неуютно в накрахмаленных рубашках и галстуках. Реджи сидела в самом центре, между родителями, радостно улыбаясь. Она явно пользовалась всеобщим вниманием и получала от этого удовольствие. Ей было лет десять-одиннадцать, столько же, сколько и Марку, и она была такой хорошенькой, что у Марка перехватило дыхание. Он не мог отвести глаз от ее лица, а она, казалось, смеялась над ним. Маленькая озорница.
– Прелестные дети, да? – Мамаша Лав встала рядом с ним и тоже с удовольствием разглядывала свою семью.
– А когда снимались? – спросил Марк, все еще не отводя взгляда от фотографии.
– Сорок лет назад, – ответила она медленно и печально. – Мы тогда были такие молодые и счастливые.
– А где мальчики?
– Джой, он старший, был летчиком-испытателем, погиб в 1964 году в авиакатастрофе. Он – герой.
– Мне очень жаль, – прошептал Марк.
– Бенин, который слева, на год моложе. Он морской биолог, работает в Ванкувере. Очень редко приезжает навестить мать. Последний раз был здесь на Рождество два года назад. Он так и не женился. Соответственно, никаких внуков. Дети только у Реджи. – Она взяла в руки небольшую рамку с двумя фотографиями, стоящую на углу стола, и протянула ее Марку. Выпускные снимки, синие шапочки и мантии. Девушка хорошенькая. У парня – спутанные волосы, куцая бороденка подростка, а в глазах – лютая ненависть.
– Дети Реджи, – пояснила мамаша Лав, и в голосе ее не слышалось ни любви, ни гордости. – Парень сидел в тюрьме, когда мы в последний раз о нем слышали. За торговлю наркотиками. Он был славным мальчуганом в детстве, но, когда он остался у отца, тот испортил его. После развода. Девочка сейчас в Калифорнии, пытается стать актрисой или певицей, что-то в этом духе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143