Большей частью они держались в стороне от однокашников мужа и ее коллег по работе – студенческий городок был бастионом снобизма на Восточном побережье. Кто они для окружающих – деревенщина из Кентукки, друзей нет. Но они выжили и были счастливы наедине друг с другом.
Чикаго ей нравился больше, чем Нью-Йорк, пусть даже и оклад там пониже, зато подальше от Бостона и поближе к Кентукки. А вот Митч что-то темнил, различные варианты он просчитывал и взвешивал только в своей голове, с нею же почти не делился. Посетить Чикаго или Нью-Йорк вместе с мужем ее не приглашали. Она устала гадать. Ей хотелось услышать наконец ответ.
В нарушение правил она опять-таки припарковала машину на склоне; до дома ей нужно было пройти пару кварталов. Их квартира была одной из тридцати, расположенных в двухэтажном доме из красного кирпича.
Стоя у двери, Эбби копалась в сумочке в поисках ключа. Дверь неожиданно распахнулась, Митч буквально втащил ее вовнутрь, повалил на кушетку, набросился с поцелуями. Она успела только вскрикнуть и рассмеяться; ноги и руки ее нелепо болтались в воздухе. Они целовались и обнимались долго, так же, как это делали будучи подростками: минут по десять, с ласками и стонами, когда поцелуй был развлечением, таинством и высшим наслаждением.
– Боже мой, – проговорила она, когда они насытились, – это по какому же случаю?
– Чувствуешь, как пахнет?
Она посмотрела по сторонам, повела носом.
– Да, только не пойму чем.
– Это жареная лапша с курятиной и тушеные яйца. От Вана.
– Хорошо, но все же, что случилось?
– Плюс еще бутылочка не самого дешевого шабли. Пробка из пробки, а не из пластмассы.
– Что все это значит, Митч?
– За мной! – скомандовал он.
На небольшой кухонный стол, прямо среди блокнотов и журналов наблюдений за детьми, он водрузил большую бутылку вина и пакет с обедом из китайского ресторанчика. Пока Эбби разбирала кавардак на столе, Митч откупорил бутылку и наполнил два пластиковых стаканчика.
– Ну и встреча была сегодня.
– С кем?
– Помнишь ту фирму из Мемфиса, месяц назад я получил от них письмо?
– Помню. Не очень-то она тебя тогда впечатлила.
– То-то и оно. Я впечатлен – больше некуда. Они занимаются налогами и платят неплохие деньги.
– Насколько неплохие?
Он медленно и со значением вывалил на тарелки лапшу, достал крошечную бутылочку с соевым соусом. Она терпеливо ждала. Не спеша Митч раскрыл другой пакет, с яйцами. Отпил вина, провел языком по губам.
– Сколько? – повторила Эбби.
– Больше, чем в Чикаго. Больше, чем на Уолл-стрит.
Она медленно, осторожно пригубила вино, глядя на мужа с недоверием. Глаза сузились и посверкивали, на лбу пролегли озабоченные морщинки.
– Сколько?
– Восемьдесят тысяч в первый год работы, плюс премии. Восемьдесят пять тысяч на следующий год, плюс премии.
Он небрежно выговаривал слова, разглядывая листики сельдерея в тарелке с лапшой.
– Восемьдесят тысяч, – как эхо повторила она.
– Восемьдесят тысяч, детка. Восемьдесят тысяч долларов в Мемфисе, штат Теннесси, примерно то же самое, что сто двадцать в Нью-Йорке.
– Кому нужен Нью-Йорк?
– Плюс низкопроцентный заем для покупки дома. Это слово – заем – давно уже не звучало в их разговорах. Эбби, собственно, и припомнить даже не могла, когда они в последний раз говорили о собственном доме или о чем-то подобном. Само собой разумелось, что они снимут какое-то жилье и, может быть, когда-нибудь, в необозримом будущем, когда они добьются положения и богатства, смогут подумать о такой серьезной веши, как заем.
Она поставила стакан на стол и сказала скучным голосом:
– Я не расслышала.
– Низкопроцентный заем. Фирма ссужает нас суммой, достаточной для покупки дома. Им очень важно, чтобы их сотрудники выглядели процветающими, поэтому процент будет невелик.
– Ты имеешь в виду дом? С лужайкой вокруг и зеленью?
– Именно. Я говорю не о баснословной квартире в Манхэттене, а о домике с тремя спальнями, в зеленом пригороде, с бетонной дорожкой и гаражом на две машины, где будет стоять наш “БМВ”.
И вновь до ее сознания не сразу дошел смысл только что сказанного.
– Какой “БМВ”? Чей?
– Наш, детка, наш “БМВ”. Фирма, так сказать, сдает нам его в аренду, новый “БМВ” с ключами. Ну, нечто вроде аванса. А это стоит пяти тысяч в год. И мы выбираем цвет, конечно. Я предпочел бы черный. Что скажешь?
– Никаких драндулетов, никаких объедков и никакого готового платья, – мечтательно протянула она и медленно покачала головой.
Набив рот лапшой, Митч смотрел на нее и улыбался. Он-то знал, как давно она грезила о мебели, о хороших обоях, о бассейне перед домом. И о детишках: маленьких, темноглазых, с русыми головками.
– Будут еще и другие льготы.
– Не понимаю, Митч, почему они так щедры?
– Я их тоже спросил об этом. Они очень избирательны, они чертовски горды тем, что платят по максимуму. Они хотят иметь только лучшее и поэтому не скупятся. Текучесть кадров у них равна нулю. А потом, я думаю, заманить профессионала в Мемфис действительно стоит дороже.
– Это и к дому будет ближе, – произнесла Эбби, не глядя на мужа.
– У меня дома нет. Будет ближе к твоим родителям, и это меня беспокоит.
Она пропустила его слова мимо ушей, как и большую часть того, что он говорил о ее семье.
– Ты будешь ближе к Рэю.
Он кивнул, впился зубами в сдобную булочку и представил себе, как к ним впервые приедут ее родители: вылезают из старенького “кадиллака” и обмирают при виде особнячка в колониальном стиле с гаражом на две машины. Они будут задыхаться от зависти и негодовать при мысли о том, что безродный муж их дочери в свои двадцать пять лет, только с университетской скамьи – подумать только!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123