Твой дед всегда отличался упрямством и гордостью, Адам. Он не мог позволить себе отправиться на розыски Эдди, упрашивать его вернуться. Если сын избегает отца, так пусть торчит в своей Калифорнии. – Тетка оперлась на локти. – В семьдесят третьем, когда врачи обнаружили у матери рак, я наняла частного детектива. Он полгода рыскал по Калифорнии, содрал с меня кучу денег, но Эдди так и не нашел.
– Тогда мне было девять, и жили мы в Салеме, штат Орегон.
– Да. Позже Эвелин говорила, что вы перебрались в Орегон.
– Мы все время переезжали с места на место. Только когда я окончил восьмой класс, отец с матерью обосновались в Санта-Монике.
– Вы стали невидимками. Похоже, Эдди пользовался услугами хорошего адвоката. О Кэйхоллах никто и нигде не слышал. Детектив наводил множество справок, но без всякого успеха.
– Когда умерла бабушка?
– В семьдесят седьмом. Мы сидели в церкви, вот-вот должны были начаться похороны, как дверь вдруг приоткрылась и на скамью позади меня проскользнул Эдди. Не спрашивай, откуда он узнал о смерти матери. Возник, как из воздуха, в Клэнтоне и так же исчез. Не сказал Сэму ни слова. Машина его была взята напрокат, поэтому номерной знак тоже ни о чем не говорил. На следующий день я отправилась в Мемфис и нашла Эдди сидящим возле ворот моего дома. Мы проболтали часа два. Он показывал школьные фотографии, твои и Кармен. Дела в солнечной южной Калифорнии шли великолепно: у Эдди отличная работа, приятный домик в пригороде, Эвелин торгует недвижимостью. Воплощение американской мечты. Он заявил, что никогда больше не вернется в Миссисипи, даже на похороны Сэма. По величайшему секрету сообщил мне свою новую фамилию, дал телефон. Заметь, не адрес, а всего лишь телефон. Пригрозил: если я поделюсь с кем-то его тайной, он вновь исчезнет. Звонить ему можно было только в случае крайней необходимости. “Хочу посмотреть на племянников”, – сказала я, и он пообещал, что когда-нибудь это устроит. Временами брат походил на старого доброго Эдди, временами казался совершенно чужим человеком. На прощание мы обнялись. Больше я его не видела.
Адам включил перемотку. В побежавших кадрах мелькнуло лицо Сэма: вместе со своим новым адвокатом он выходил из здания суда в Лейкхеде.
– А на третьем процессе ты не была?
– Нет. Отец запретил нам это. Он нажал кнопку “стоп”.
– Когда Сэм понял, что покоя так и не будет?
– Трудно сказать. Как-то местная газета опубликовала заметку о новом окружном прокуроре, который намерен опять дать ход делу Крамера, Заметка была небольшой, всего пара столбцов, но меня охватил ужас. Я прочла ее раз десять, а потом час пустыми глазами смотрела в текст. После стольких лет имя Сэма Кэйхолла вновь оказалось у всех на устах. Я не могла в это поверить. Позвонила отцу. Он, конечно, газету уже видел и буркнул, что заметка яйца выеденного не стоит. Две недели спустя появилась вторая, посолиднее, с портретом Дэвида Макаллистера в центре. Я еще раз дозвонилась до Сэма, он сказал: причин для беспокойства нет. Вот так все и началось. События нарастали как снежный ком. Идею прокурора публично одобрило семейство Крамеров, тремя днями позже подключились активисты из НАСПЦН. Очень скоро стало ясно: Макаллистер пойдет до конца и нового суда не миновать. Сэм был напуган, однако держался, утверждал, что победа все равно останется за ним.
– Эдди ты не звонила?
– А как же. Незадолго до начала процесса. Разговор вышел коротким, новость, чувствовалось, ошеломила брата. Я обещала держать его в курсе. Позже, когда о деле заговорила вся страна, Эдди наверняка не отходил от телевизора.
Они молча досмотрели кадры, запечатлевшие третий, и последний, судебный процесс. Глядя на застывшую улыбку Макаллистера, Адам беззвучно выругался: уж слишком часто прокурор блистал своими зубами, следовало бы более тщательно отредактировать запись. Когда закованного в наручники Сэма вывели из зала, экран померк.
– Эту кассету кто-нибудь видел? – спросила Ли.
– Нет. Ты первая.
– Как тебе удалось собрать материал?
– Потребовались деньги, время и немного усилий.
– Адский труд!
– На первом курсе у нас был чудаковатый преподаватель политологии. Приносил с собой на занятия пачки газет и заставлял аудиторию обсуждать новости дня. Однажды “Лос-Анджелес таймс” напечатала статью о грядущем в Миссисипи суде над Сэмом Кэйхоллом. Мы заинтересовались, начали пристально следить за ходом процесса. Когда Сэма признали виновным, однокурсники, в том числе и я, единодушно одобрили решение жюри присяжных. Помню, возникла жаркая дискуссия по вопросу смертной казни. Спустя несколько недель отец покончил с собой, а ты рассказала мне правду. Я боялся, как бы о ней не узнали друзья.
– Узнали?
– Конечно, нет. Я же Кэйхолл, мастер хранить секреты.
– Долго этот секрет не продержится.
– Ты права.
Некоторое время они сидели в тишине. Выключив телевизор, Адам бросил панель управления на столик.
– Мне жаль, Ли, что история с Сэмом выплывет наружу. Я бы очень хотел избежать этого.
– Ты многого не понимаешь.
– Согласен. А ты не в состоянии объяснить, так? Пугает мысль о Фелпсе и его родственниках?
– Мне нет никакого дела до Фелпса и его родственников.
– Но от их денег ты не отказываешься.
– Эти деньги я заслужила. Я двадцать семь лет терплю своего ничтожного мужа.
– Боишься, отвернутся в сторону члены твоих клубов?
– Прекрати, Адам.
– Прости. Странный сегодня день. Я вышел из тени, Ли, вышел, чтобы посмотреть в глаза прошлому, и, наверное, упиваюсь собственным мужеством. Прости.
– Как он сейчас выглядит?
– Здорово сдал. Серо-бледный, весь в морщинах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178