Патрульная машина Стика стояла возле баптистской церкви. Движение по Мэйн-стрит было уже напряженным, а тротуары кишели народом. Мы припарковались, и мексиканцы разбрелись по округе. Из тени под деревьями появился Стик и направился прямо к нам. Бабка и мама пошли по магазинам. Я остался с мужчинами, уверенный, что сейчас нам предстоит обсуждать серьезные вопросы.
— Привет, Илай. Привет, Джесси, — сказал Стик. Шляпа его была сбита набок, во рту, как всегда, травинка.
— Добрый день, Стик, — ответил Паппи. Отец лишь кивнул. Они приехали в город вовсе не для того, чтобы терять время со Стиком, и их раздражение было достаточно заметно.
— Я вот думаю арестовать этого парня Спруилов, — сказал Стик.
— Мне плевать, что ты там думаешь, — буркнул в ответ Паппи, сразу наливаясь гневом. — Просто подожди, пока уберем весь хлопок.
— Нетрудно ведь подождать еще месяц, — заметил отец.
Стик пожевал свою травинку, выплюнул ее и сказал:
— Да наверное.
— Он хорошо работает, — сказал отец. — А хлопка нынче много. Если заберешь его прямо сейчас, мы лишимся шести пар рук. Сам ведь знаешь, что это за люди.
— Думаю, можно и подождать, — сказал Стик. Он явно стремился к компромиссу. — Я тут говорил со многими и теперь не совсем уверен, что твой парень сказал мне правду. — При этом он пристально посмотрел на меня. Я ковырял ногой гравий.
— Оставь его в покое, Стик, — сказал отец. — Он еще ребенок.
— Ему всего семь лет! — рявкнул Паппи. — Неужели трудно найти настоящих свидетелей?
Стик даже отступил немного, словно его ударили.
— Вот у меня какое предложение, — продолжал Паппи. — Ты оставляешь Хэнка в покое, пока не будет собран урожай, а потом я приеду в город и дам тебе знать, что он нам больше не нужен. После этого меня уже не касается, что ты с ним будешь делать.
— Так и сделаем, — сказал Стик.
— Но мне все равно кажется, что ничего у тебя не выйдет. Там было трое против одного, Стик. Никакие присяжные не вынесут обвинительный вердикт.
— Ну, это мы еще посмотрим, — уклончиво заметил Стик. И пошел прочь, сунув большие пальцы рук в карманы и приняв достаточно чванливый и самодовольный вид, чтобы вызвать у нас раздражение.
— Можно мне пойти на аттракционы? — спросил я.
— Конечно, можно, — сказал Паппи.
— У тебя деньги есть? — спросил отец.
— Четыре доллара.
— И сколько ты собираешься истратить?
— Четыре доллара.
— Думаю, и двух будет достаточно.
— А если три?
— Пусть будет два пятьдесят, о'кей?
— Есть, сэр. — И я бегом рванул от церкви, проскальзывая между пешеходами, и скоро был на бейсбольном поле, которое располагалось через улицу напротив кооператива, кинотеатра «Дикси» и бильярдной. Передвижной парк аттракционов занял все поле, от задней ограды до границы аутфилда. Колесо обозрения возвышалось в середине, а его окружали аттракционы поменьше, павильоны и будки. Из динамиков рядом с каруселями раздавалась громкая музыка, от которой все вокруг дрожало. Уже собрались длинные очереди желающих покататься. В воздухе стоял запах попкорна, хот-догов и еще чего-то жареного.
Я нашел фургон, где продавали сахарную вату. Порция стоила дайм, но я бы заплатил за нее и больше. Деуэйн нашел меня на дорожке между павильонами и будками — я стоял и смотрел на ребят постарше, которые стреляли из пневматических ружей по маленьким уткам, что плавали в пруду. Ни один не мог в них попасть, потому что, как утверждал Паппи, у этих ружей все прицелы сбиты.
Засахаренные яблоки тоже были по дайму штука. Мы купили себе по одному и не спеша пошли осматривать все павильоны и аттракционы. Там была ведьма в длинном черном платье, с черными волосами, сама вся черная; за двадцать пять центов она могла предсказать судьбу. Еще одна старуха с черными глазами за ту же цену могла проделать то же самое на картах таро. Ярко одетый молодой человек с микрофоном мог за дайм отгадать твой возраст или твой вес. Если он ошибался больше, чем на три года или на десять фунтов, ты получал приз. По обе стороны дорожки располагался обычный набор игровых площадок — здесь кидали мячи для софтбола в кувшины с молоком, баскетбольные мячи в корзины слишком маленького диаметра, метали дартсы в воздушные шары, накидывали кольца на горлышки бутылок.
Мы брели между аттракционами, впитывая его шумы и его возбуждение. В дальнем конце поля, возле задней ограды, собралась целая толпа народу, и мы тоже двинулись туда. Огромная растяжка объявляла о приезде «Самсона, Величайшего в Мире Борца, прибывшего прямо из Египта!», а под растяжкой лежал квадратный спортивный мат, вокруг которого на кольях были натянуты канаты ограждения. Самсона на ринге не было, но он вот-вот должен был появиться, если верить Далиле, высокой фигуристой женщине с микрофоном. Ее костюм оставлял полностью открытыми ее ноги и большую часть груди; я был уверен, что никогда еще не видел, чтобы столько тела было выставлено на всеобщее обозрение в Блэк-Оуке. Далила между тем разъясняла молчаливой толпе, состоявшей по большей части из мужчин, что правила очень простые. Самсон платит из расчета десять к одному любому, кто продержится против него на ринге больше минуты.
— Всего шестьдесят секунд! — выкрикивала она. — И деньги ваши!
У нее и в самом деле был очень странный акцент, видимо, чтобы убедить всех, что они действительно прибыли из других земель. Я никогда не встречал кого-нибудь из Египта, но помнил из уроков в воскресной школе, что у Моисея были там какие-то приключения.
А она все расхаживала взад-вперед перед рингом, и все взгляды неотрывно следили за каждым ее движением.
— В нынешнем турне Самсон выиграл триста схваток подряд!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129