Апостол сидел, остервенело смазывая ребро ладони пятипроцентным раствором йода. Архитектор кружил по кабинету, держа наперевес футляр с генпланом.
— Помру я, — голос старика дрогнул, — спросят люди добрые, глядя на мой домишко: это что же за голодранец там жил? А им скажут: Дионис Калалб. Нет, Гриша, позорить себя и род свой я не дам.
— Кошмар, — нервно хихикнул архитектор.
— Ладно, — Апостол закрыл походную аптечку, убрал в стол. — Квартиру с удобствами ты не хочешь. Давай мы тебе новый участок выделим, за водокачкой. С сельсоветом я договорюсь. Там хоть дворец воздвигай.
Старик поднялся:
— На окраину хочешь выселить? Меня, потомственного чукурянина? — он задыхался от негодования. — Не в обиду тебе будет сказано, гробокопатель ты, Гришка, а не председатель.
Невыносимо скрипя ботинками, мош Дионис вышел из кабинета, едва не сбив с ног подвернувшегося архитектора.
— Ужасный человек, — сказал архитектор, — надо что-то делать!
Апостол мысленно посчитал от десяти до одного, выдохнул воздух и предложил:
— Может, махнем в сауну? Месяц как построил, а все не могу выбраться. Носишься как проклятый с утра до вечера и тебя же потом последними словами…
Он поднял кулак, чтобы снова ударить по столу, но вовремя остановился: настольное стекло опять было усеяно кнопками…
Апостол взглянул на потолок: дождевое пятно с отвалившейся местами штукатуркой находилось как раз над столом. Он вскинул по привычке морской бинокль и увидел вокруг пятна кнопки и следы от кнопок.
Спаренные мегафоны были не только на председательской «Волге», но и на фасаде колхозного правления.
— Строителя Филиппа прошу срочно явиться в правление! Повторяю, бывшего строителя Филиппа… — разнеслось над селом.
…Перед Апостолом навытяжку, правда, немного» покачиваясь взад-вперед, стоял Филипп и преданно смотрел в председательские глаза.
— Твоя работа? — Апостол сунул ему под нос ладонь с кнопками, тыча другой рукой в потолок.
— Так точно, — отворачивая лицо чтобы не дохнуть на председателя, бодро ответил тот. — Сделано в порядке эксперимента.
— Что еще за эксперимент?
— Вы приказали, товарищ, председатель, срочно починить потолок. Нужно было заменить прогнившую дранку. На складе дранки не оказалось, но зато мы нашли несколько ящиков с канцелярскими кнопками. Было решено использовать их в качестве дранки и арматуры одновременно, — четко, по-военному, хотя и продолжая легко покачиваться, отрапортовал Филипп.
— Кем решено? — устало молвил Апостол.
— На бригадном собрании. Тайным голосованием. Я был за. Петрашку не было. Мереакре воздержался.
Встретив взгляд архитектора, Апостол развел руками, вот, мол, какая у меня демократия, и ничего тут не поделаешь. Филиппу сказал:
— Надо было и тебе воздержаться, раз дранки нет. Не зверь же я, в конце концов, вошел бы в положение…
— Дело не в вас, товарищ председатель, — Филипп жалобно заглянул ему в глаза. — Руки по мастерку истосковались, который месяц уже стоим, бута нет, котельца нет, дерева нет…
— Ладно, Филипп, ступай, — Апостолу осточертели эти жалобы.
Тот твердой военной походкой подошел к двери, открыл ее: оказалось, что это дверь шкафа, где висел дождевик председателя. Филипп козырнул плащу, закрыл дверь и той же подчеркнуто трезвой походкой вышел из кабинета.
— Вот так, архитектор, — уныло сказал Апостол, — у государства стройматериалов нет, у колхоза нет, у сельсовета нет, а все строятся. Даже те, кто на ладан дышит. Загадка века.
Мош Дионис лежал в постели в уже знакомой нам позе нездешнего обитателя: пятки вместе, носки врозь, руки крестом на груди. Однако, судя по вздымавшейся груди, его обуревали вполне земные страсти.
…Горит дом Калалбов, полыхает ярким пламенем. Суетятся пожарники с лестницами и брандспойтами,, полураздетые люди передают по цепочке ведра с водой и песком. Трещит, рассыпая искры, камышовая крыша. А он, Дионис Калалб, стоит поодаль, скрестив руки на груди, и смотрит на свой дом, как смотрел Наполеон на горящий Московский Кремль…
— Может, фельдшера позвать, Дионис? — слышится голос Лизаветы.
…Дионис с Лизаветой лежат в глубине виноградника. На фоне ночного неба виднеется их дом. Дионис зажигает спичку и подносит к концу бикфордова шнура. В ночной тишине слышится удаляющееся шипение. Раздается взрыв, и дом взлетает, рассыпаясь на составные части.
— Так я за фельдшером сбегаю, а, Дионис?
…На дом Калалбов надвигается «груша» — современное стенобитное орудие. Дионис машет рукой — начинай! Огромный металлический шар с размаху обрушивается на стену, и она, покачнувшись, медленно оседает, увлекая за собой камышовую крышу…
— Дионис, может, тебе припарки сделать? Они, говорят, помогают! — скулит Лизавета.
Дионис вытаращил глаза, заорал:
— Ты отстанешь от меня наконец? Не видишь, человек думает?!
Поднявшись с края постели, старушка облегченно вздохнула:
— Предупреждать надо, когда думаешь. А то до смерти напугал…
Тетушка Лизавета стояла перед фасадом своего дома, на котором появилась жестяная табличка:

"ЭТНОГРАФИЧЕСКИЙ ПАМЯТНИК

ВЗЯТ ПОД ОХРАНУ КОЛХОЗОМ"
— Вот, полюбуйся, — сказала она подошедшему Дионису.
Тот внимательно рассмотрел табличку. Один из вбитых в нее гвоздей был согнут наполовину.
— Сразу видно, Филиппа работа.
Дионис направился к сараю, вернулся с молотком и плоскогубцами. Лизавета встала перед табличкой, предостерегающе подняла руки:
— Не дури, Дионис! Знаешь, чем это пахнет?
— Знаю, — отстраняя ее, сказал старик. — Халтурой.
Он выдернул согнутый гвоздь, выпрямил и вбил снова. Посмотрел на табличку и с удовлетворением
отметил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19