Не отпуская уха, она вытащила у него из-под рубашки пару новых спортивных тапок.
— Ага, — обрадовалась она, — уже разул кого-то?
— Они новые, — превозмогая боль, сказал мальчик.
— Значит, украл в магазине!
— Купил.
— Для кого же ты их купил?
— Для вас.
Ответ был неожиданный, и старуха опешила. Этим воспользовался Ионел. Приподнявшись на цыпочки, чтобы уменьшилась боль в ухе, он объяснил скороговоркой:
— Мы собираем для музея различные предметы старины, а ваши опинки, бабушка, являются уникальным экспонатом, потому что сохранились только у вас. Вот мы и решили реквизировать их, а взамен подложить, точнее предложить эту мягкую и прочную обувь.
Старуха отпустила ухо Ионела и стала рассматривать тапки. Затем присела на лавку, примерила их:
— А почему не подошел и прямо не сказал, мол, так и так?
— Не рассчитывал на вашу сознательность, — потирая ухо, признался мальчик.
Старуха зашнуровала тапки, встала и продемонстрировала великолепный бег на месте:
— Не рассчитывал, говоришь? Подожди здесь.
Она нырнула в калитку и вернулась с парой дамских сапожек типа «чулок»:
— Держи. Дочка прислала, а они жмут. Таких в нашем селе я больше ни у кого не видела, так что для музея сгодятся. И опинки забирай. А за тапки спасибо, в самый раз.
Ионел посмотрел на сапожки, вздохнул и вернул старухе:
— Нет, не подойдут. Они еще не стали достоянием истории.
Федор подошел к белой «Волге». Оттуда выскочил Вася. Они стали тискать друг друга.
— Здравствуй, Федя! — Здорово, Вася!
Вася похлопал Федора по лысине:
— Знаешь, почему я удрал с Чукотки? Я к буйной растительности привык, а там, видишь, даже волосы не растут.
— Зато дети растут, Вася, все трое уже выше меня. А ты все удельного князя возишь?
— Не говори! Ну а ты, Федя, не думаешь возвращаться?
— Да пока нет.
— Теперь-то есть куда.
— Да вроде бы есть… Гришка твой не угомонился еще?
— Кто его знает, сейчас у него голова иностранцами забита, Интуристы приезжают. Он тут военную тревогу поднял, чтоб лицом в грязь не ударить…
— Вась, придешь к нам на новоселье? Сегодня в шесть.
— Сегодня воскресенье? Значит, я имею право?
— Имеешь, Вася.
— Хотя, — заколебался тот, — шоферы говорят: не качай прав, а то без них останешься… Ладно, была не была, приду!
«Храм Диониса» ждал гостей. Каса маре скорее походила на банкетный зал, столы ломились под тяжестью плодов молдавской осени, представленных в сыром, жареном, вареном, тушеном, копченом и других видах.
Сельская столовая тоже была срочно переоборудована в банкетный зал. Столы ломились под тяжестью тех же плодов, разве что вид у них был менее аппетитный. Поковырявшись в тарелке, заведующий столовой печально заключил:
— Салат придется заменить.
— Как заменить? — возмутилась дородная кухарка. — Я ж его только вчера нарезала!
— Пойми, Аникуца, это же иностранцы, — видимо, не впервой втолковывал ей заведующий.
А на холме стоял празднично одетый Апостол и смотрел в бинокль на дорогу.
Рядом в «Волге» сидел празднично одетый Вася и поглядывал на часы.
По шоссе мимо рекламных щитов проносились машины и автобусы. Одни спешили к «солнечным пляжам Одессы», другие возвращались оттуда. Но вот наконец фешенебельный «Икарус» с эмблемой Интуриста свернул туда, куда на трех языках зазывала улыбающаяся запыленная парочка — к «солнечным Старым Чукуренам».
Длинноногая и толстушка собирали на дороге яблоки, когда возле них затормозил «Икарус». Из окна показалась постриженная ежиком голова мужчины. Он посмотрел наверх, пытаясь понять, откуда упали яблоки, затем обратился к старухам:
— Пшепрашам, пане, где проживает пан Дионис Калалб?
Длинноногая фыркнула:
— Тоже мне, нашли пана!… Езжайте до развилки, там спросите!
Мужчина улыбнулся:
— Дзенькуе, спасибо, мулцумеск!
В это время автобус двинулся, ныряя из ямы в яму. Мужчина стукнулся головой об оконную раму и с воплем «пся Крев!» исчез в окне.
Дипломатично улыбаясь, толстушка махала ему вслед. Длинноногая процедила:
— Этот Дионис уже с иностранцами снюхался! Хорошо, что я его вовремя раскусила…
Наконец и Апостол увидел автобус.
— Вася, микрофон! — крикнул он, по привычке протягивая руку. Затем обернулся: водителя не было. Воспользовавшись отсутствием микрофона, Апостол энергично выругался и снова приник к биноклю.
А в «храме Диониса» уже началось новоселье. Поднялся Федор:
— Предлагаю выпить за наших дорогих новоселов.
Дионис толкнул локтем жену:
— Давай, мать, сейчас самый момент. Поднялась тетушка Лизавета, прокашлялась:
— И я предлагаю за них выпить, за новоселов, за наших сынков.
Среди гостей послышалось оживление, у братьев вытянулись лица.
— Так уж у нас вышло с Дионисом, отцом вашим, что все мы исподтишка делаем, вроде как в прятки играем. Видать, правду говорят — что стар, что млад. На поминки свои столько лет копили, словно к свадьбе готовились. Дом этот, как разбойники какие-то, темной ночью подняли. А для чего мы всю эту кашу заварили? Для вас, сынки дорогие, мы его построили. Вам его и обживать. Дом славный вышел, покойному помещику Скарлату такой и в его барском сне не снился. А кто здесь за хозяина будет, сами решайте, чтоб было по-братски, по справедливости. Вы люди взрослые, и мы вам теперь не указ.
Дионис достал из кармана связку ключей и торжественно положил в центре стола:
— Теперь, сынки, они ваши.
Все стали аплодировать, кроме Федора и Георге: такой поворот событий застал их врасплох.
— Ну и ну, — протянул Федор, вытирая платком лысину.
— Молодцы, старики! — хлопнул его по плечу сидевший рядом Вася.
Георге покосился на Федора, поставил нетронутый бокал и, сам того не замечая, стал копировать брата — промокать платком свою густую шевелюру…
С холма Апостол увидел, как автобус остановился у ворот Калалбов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19