В кого он будет направлен, Крус не знал, предполагая, что и сам преступник не знает этого, поскольку он был пусть центральной, но все же пешкой на шахматной доске Цезаря.
Именно поэтому Крус не спешил сообщить шефу о своем открытии: тот, не раздумывая, тут же схватит убийцу, упустив того или тех, кто стоит за его спиной и руководит его действиями. А служителя Абсолютного правосудия Круса могло удовлетворить лишь расследование, доведенное до конца…
Пока все эти разрозненные мысли проносились в голове Круса, его глаза неотрывно следили за телевизионным экраном.
Изабелл тявкнула и посмотрела на стенные часы. Крус тоже взглянул на них:
— Успокойся, Изабелл, до начала девятой серии еще целых пять минут.
И он снова повернулся к экрану.
В конце узкого полутемного коридора, связывавшего здание полицейского управления с внутренней тюрьмой, появились маленькие человеческие силуэты и стали приближаться в сторону объектива. За кадром, захлеьываясь от возбуждения, тараторила «господама»:
— Дамы и господа, мы все были ошеломлены не меньше вашего, увидев зловещее клеймо на божественной груди Сирены. Тем, кто не успел посмотреть, мы несколько позднее покажем видеозапись! Да, дамы и господа, мы перевернули еще одну черную страницу этой невероятной трагедии! Сколько их еще впереди?… Будем надеяться, что наша доблестная полиция положит конец гнусным злодеяниям Цезаря! А сейчас мы увидим, как разойдутся пути-дороги двух случайных попутчиков — Сирены Сириас и сержанта Лабаса. Камера Сирены находится в левом крыле, Лабаса в правом.
Крус разглядывал приближавшуюся группу. Впереди шел старший надзиратель со связкой ключей, за ним двое конвоиров, чуть позади Сирена с Лабасом и еще двое охранников.
— Давайте вглядимся в их лица, дамы и господа, — продолжал трещать Касас, намекая оператору, чтобы он показал арестованных крупным планом, — и попытаемся представить себе, о чем думают эти люди, волею рока ввергнутые в…
Куда вверг рок этих людей, Касас не договорил, ибо в этот момент Лабас неожиданно рванулся в сторону и упал ниц. Сирена Сириас сделала еще один шаг, затем медленно осела на пол, прижимая руки к груди.
Очнувшись после секундного оцепенения, полицейские бросились вперед на телекамеру и, казалось, вот-вот разнесут ее вдребезги. Но их искаженные лица пронеслись мимо, за кадр, и невозмутимый оператор повернул объектив вслед за ними.
До конца коридора оставалось с десяток шагов, затем он раздваивался и как раз на развилке с выходом в коридор находилась тюремная камера, в которую ворвались охранники. Не надо было большого воображения, чтобы догадаться, что эта камера — единственное место, откуда могли стрелять по арестантам.
Крус чуть не взвыл с досады. Он вскочил с кресла и пнул его ногой.
— Болван! Какой болван! — простонал он и было непонятно, кому адресована эта исчерпывающая характеристика.
А голос комментатора Касаса порхал где-то вверху звукового регистра, срываясь до трагического фальцета:
— Это непостижимо! Нет, дамы и господа, это просто невероятно! Если бы это не была прямая передача, мы бы восприняли все происходящее как чудовищный сон, как плод больного воображения, как…
Выключая телевизионный аппарат, Крус бросил прощальный взгляд на экран: полицейские волокли насмерть перепуганного человека, в котором он узнал писаного красавца, подвизавшегося на рекламе косметики и гробов.
Детектив снял трубку, набрал номер полиции:
— Говорит Крус. Мне шефа, срочно… А где он?… Ладно. Нет, ничего.
Крус опустил трубку, подумал.
— Изабелл, — позвал он, — мы выступаем в крестовый поход.
Собачонка радостно залаяла и бросилась к двери, тут же позабыв о девятой серии «Необыкновенных приключений»: за несколько месяцев безделья она чертовски соскучилась по настоящим, живым приключениям!
— Сегодня мы предстанем перед телезрителями, — сказал Крус, — поэтому должны хорошо выглядеть.
Он открыл стенной шкаф. Там висела всевозможная одежда, начиная с сутаны священника и кончая громоздким водолазным костюмом. Крус снял вешалку с черным вечерним фраком.
Он быстро переоделся, натянул белые перчатки и взглянул на себя в зеркало. Поправив бабочку, молодцевато подмигнул отражению Изабелл, которая нетерпеливо переминалась у двери.
Затем он подошел к бару и выдвинул ящик, на дне которого лежал старенький шестизарядный «сервус».
— Нет, хватит крови, — закрывая ящик, сказал Крус. — Идем, Изабелл.
Он сунул в карман брюк бутылку иона, и они покинули виллу.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
Девятый вал
I
В Барсово ущелье заглянуло бабье лето. Перед глазами Ирасека в серебряной паутине билась зеленая мошка. Неторопливо перебирая мохнатыми ногами, к ней полз большой иссиня-красный паук. С помощью ветки лавра Ирасек отогнал криволапого охотника и помог мошке выпутаться из паутины. Она расправила крылышки, взлетела и угодила Ирасеку прямо в глаз.
— Мне скучно, — послышался сонный голос Евы.
Она лежала рядом с закрытыми глазами.
— Что случилось, Ева? — потирая веко, спросил Ирасек
— Ничего. А я хочу, чтобы случилось.
Улыбаясь, он склонился над девушкой:
— Пожалуйста — случилось. Мошка попала в глаз. Помоги.
Ева вывернула ему веко и стала ловить мошку кончиком языка. Позабыв обо всем, Ирасек потянул Еву на себя:
— Пусть случится все, что ты хочешь, подруга моя! Что ты хочешь?
— Хочу, чтобы был потоп, засуха, трясение земли, извержение вулкана хочу!
— Замолчи, Ева, что ты говоришь?! — вскочил Ирасек.
Она умолкла, впившись в него губами, и теперь казалась Ирасеку похожей на паучиху, в тугих сетях которой маленькой мошкой трепетал он…
А над ними телевизионным экраном светился небесный купол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50