Впервые надев форму сестры милосердия, она и несколько других выпускниц отправились в палаты нового госпиталя, размещенного в бывшем отеле «Виктория». К каждой была приставлена монахиня, которая должна была помогать начинающим сестрам, пока они не наберутся достаточного опыта. Наставницей Жюльетт была сестра Урсула.
– Вы можете начать, сестра Романелли, со смены бинтов на ноге этого пациента.
Жюльетт взглянула в ту сторону, куда указывала монахиня, и сердце сжалось от сострадания. Юноша, почти мальчик не старше семнадцати лет, с мертвенно-бледным лицом и ввалившимися глазами, в полосатой ночной рубашке, которая была слишком велика. Его ноги закрывал плед. Жюльетт взяла бинты, на которые указала монахиня, и положила на стерильно чистую простыню рядом с кроватью.
– Вы только начинаете работу здесь, не так ли? – улыбнулся юноша. – Это ваш первый день?
– Верно, – с улыбкой ответила Жюльетт. – Но меня хорошо научили накладывать бинты, вам не стоит волноваться.
На его лице отразилась смесь лукавой усмешки и боли.
– О нет, я вовсе не боюсь, а вот за вас поручиться не могу.
Жюльетт сняла плед и едва сумела скрыть потрясение. Ниже колен у молодого человека не было ног.
– Где это случилось? – спросила она, встав на колени, чтобы приступить к делу, стараясь не выдать своего ужаса.
– В Тироле.
Старые повязки присохли к телу, и Жюльетт попыталась осторожно снять их. Она увидела, как сжимаются кулаки, как побледнели костяшки пальцев мальчика, но не услышала ни единого стона. Вместо этого парень продолжал подтрунивать над ней.
– Не пройдет и минуты, как вы упадете в обморок!
– Могу поспорить, нет!
– Та, что была здесь до вас, не выдержала. Растянулась прямо на полу.
Когда Жюльетт полностью обнажила раны, то чуть было не последовала примеру своей предшественницы, но продолжала упорно выполнять работу, сохраняя контроль над собой благодаря непрерывной болтовне с раненым. Это помогло обоим перенести нестерпимую муку подобной процедуры.
Для Жюльетт это был очень тяжелый день. Перед ней прошло много искалеченных людей, их мужество потрясало, и то, что при других обстоятельствах могло вызвать отвращение и ужас, теперь выполнялось с охотой и желанием хоть немного облегчить страдания несчастных. Мучения многих раненых усугублялись многочисленными обморожениями в Альпах. Некоторые находились в полубессознательном состоянии от невыносимой боли и практически не реагировали на происходящее вокруг. Благодарность других раненых трогала до слез, кое-кто даже имел самообладание шутить над собственными ранами. Вскоре Жюльетт привыкла проводить в госпитале три полных дня в неделю. От нее, как от матери маленьких детей, большего не требовали. Когда она предложила руководству госпиталя больше привлекать ее к работе, ей довольно сурово заметили, что дети не меньше нуждаются в материнской заботе, чем раненые в заботе медицинской сестры.
Мартовским утром Жюльетт с Мишелем отправились в магазин Фортуни. Она наконец решилась заменить картину на стене столовой гобеленом от Фортуни. Эта картина ей давно не нравилась. Гобелены дона Мариано были самых разных размеров, и Жюльетт хотела выбрать новый чуть больше картины. Мишель не любил ходить с матерью по магазинам, но всегда с радостью сопровождал ее в Палаццо Орфей, где мог без конца играть в прятки среди штор и драпировок. В три с половиной года он был уже довольно рослым мальчиком крепкого сложения, его ангельское личико вводило в заблуждение многих, не знавших о его шалостях.
– Не балуйся здесь, – попросила Жюльетт, входя в магазин.
– Да, мама.
Кроме нее, посетителей не было. Две продавщицы, утомленные бездельем, были рады поиграть с ребенком. Все продавцы-мужчины ушли на фронт, из-за отсутствия наплыва посетителей в магазине оставалось всего несколько сотрудников.
Жюльетт уже почти остановилась на гобелене кремового цвета в персидском стиле, когда внезапно услышала вой сирен. Начинался налет.
– Мишель, скорее! – крикнула она, протягивая сыну руку. – Идем домой.
Вверху послышался топот ног – несколько человек, еще работавшие в мастерской, оставили свои занятия и спешили укрыться в более безопасном месте. Жюльетт с Мишелем поспешили пересечь площадь перед Палаццо Орфей. Слышались выстрелы артиллерийских орудий, паливших в бледное мартовское небо. Навстречу им шел офицер с костылем. Это был Марко.
– Жюльетт! Мишель!
Она пробежала расстояние, разделявшее их.
– Что с твоей ногой? – тревожно спросила она, когда Марко поцеловал ее и мальчика.
– Ничего серьезного, но благодаря ей я получил отпуск. Мы можем радоваться!
Дома Мишель, безумно счастливый из-за возвращения отца, как только Жюльетт сняла с него курточку, бросился в комнату с закрытыми ставнями. Там сидели Лена и Арианна с малышкой на руках.
– Папа приехал! – кричал он подпрыгивая. – Сильви! Папа приехал домой!
Арианна и Лена радовались счастью мальчика и не хотели портить его восторг сказав, что они видели Марко и сами направили его в Палаццо Орфей.
– Ну не чудесно ли! – Арианна взяла Сильвану на колени, так как, казалось, девочка Немножко стесняется отца после столь долгого его отсутствия.
Вприпрыжку Мишель возвратился к родителям, державшим друг друга в объятиях. В это время раздался взрыв бомбы, зазвенели стекла. Марко с улыбкой повернулся к мальчику и взял его за руку.
– Пойдем, Мишель. Поздороваемся со всеми, – повернувшись к Жюльетт, он спросил: – Эти налеты бывают по ночам?
– Очень редко. Говорят, вода венецианских каналов хорошо высвечивает цели бомбежки, но, к счастью, они никогда не бывают достаточно точны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121