Большинство сотрудников-мужчин уже ушли добровольцами на фронт. Оставалось только одно – закрыть фирму до окончания войны. Марко советовался по этому поводу с Фортуни, чьи доходы за последние месяцы также резко упали, но великий модельер мог найти массу других занятий на время кризиса. Палаццо Орфей на период войны превратился в испанское консульство, а сам Фортуни был назначен почетным консулом Испании.
Марко сообщил Жюльетт о своем намерении уйти в армию.
– Я получу офицерский чин, так как в юности прошел военную подготовку. А ты еще не отказалась от своего намерения пойти в госпиталь сестрой милосердия?
Жюльетт разочарованно покачала головой.
– Мою кандидатуру отклонили, потому что у меня нет опыта, да и практически все сестры милосердия в госпитале – монахини.
– Но ты сможешь выполнять какую-нибудь другую работу.
Когда жена села, Марко взял ее за руки.
– Я хочу, чтобы ты знала: все мои денежные дела в полном порядке, и, если что-нибудь случится, ни у тебя, ни у детей не будет причин беспокоиться за свое будущее.
– О, не говори так, – прервала мужа Жюльетт. – Ты вернешься к нам, когда закончится война.
– Ну, конечно, вернусь! – его голос звучал успокаивающе.
Открылась дверь и вошла Арианна с Сильваной на руках, прижимавшей к груди маленькую тряпичную куклу, расстаться с которой ее не могло бы заставить ничто на свете. Марко широко улыбнулся и протянул руку дочери. Девочку опустили на пол, та сделала несколько неуверенных шажков к отцу. Он подхватил малышку, усадил к себе на колени и поцеловал. Сильвана была хорошенькой девчушкой с бронзовым отливом темных волос и такими же темно-карими глазами, как у Марко.
– Когда ты собираешься уезжать? – спросила Жюльетт, ощутив внезапный страх при мысли о его отъезде.
Марко взглянул на жену.
– Как можно скорее, но у нас еще есть немного времени.
– Мы постараемся не упустить ни одной минуты! – воскликнула Жюльетт в надежде, что время не пролетит для обоих слишком быстро.
В последние несколько дней, когда вступление Италии в войну стало неизбежным, начался следующий этап отъезда иностранцев, на этот раз тех, кого могли рассматривать как представителей враждебных стран. Какой-то местный шутник прикрепил на ворота эвакуированных консульств Германии и Австрии объявление: «Сдается внаем».
Венецию необходимо было защищать. В городе разместили противовоздушные батареи, а залив заминировали (на случай проникновения вражеских подводных лодок) большим количеством подводных мин, управляемых с помощью телефонного кабеля. На крыше Дворца Дожей и в других важных точках города посменно дежурили наблюдатели. Вскоре Венецию наполнили солдаты и моряки, как в прежние времена наводняли туристы. Был введен комендантский час и общее обязательное затемнение.
В Венеции, никогда не отличавшейся яркостью освещения, за исключением кафе, ресторанов и ночных заведений, в безлунные ночи стало настолько темно, что первыми жертвами войны в городе оказались те, кто заблудившись, падал с моста или парапета в канал и тонул прежде, чем зловещий всплеск воды и крики о помощи были кем-то услышаны. Топки «вапоретто» гасились после захода солнца, а на гондолах запретили зажигать какой-либо свет. Это повлекло за собой множество несчастных случаев в результате столкновений, когда встречные не отреагировали вовремя на предупреждающие крики. Жюльетт принадлежала к числу тех, кто ощущал себя крайне неудобно по вечерам в доме с закрытыми ставнями. Она так привыкла к окнам, распахнутым настежь навстречу прохладному морскому ветру.
Спустя несколько дней после вступления Италии в войну многие жители города проснулись от незнакомого звука, словно к Венеции приближалась несметная стая каких-то насекомых. Вскоре пришла разгадка: это был звук австрийских аэропланов, бомбивших Арсенал. Хотя бомбежки не причинили почти никакого ущерба, но город охватил шок, так как все готовились к артиллерийским обстрелам. Нападение с воздуха представлялось чем-то непонятным и оттого во много раз более страшным.
– Нам следовало бы кое-чему поучиться на опыте того, что случилось с Ипром и другими бельгийскими городами, – мрачно заметил Марко. – Жюльетт, а как ты смотришь на то, чтобы отвезти детей к Люсиль, пока еще есть возможность добраться до Америки морем?
Жены его братьев из США прислали письма с приглашением Жюльетт и детям провести самое опасное время за океаном. Люсиль в своих посланиях тоже настаивала на приезде Жюльетт.
Но она решительно покачала головой.
– Я уже сказала, что никуда не поеду. Италия и Франция – мои страны. Никогда не стану беженкой и – самое главное – хочу быть с тобой, когда ты будешь приезжать в отпуск.
Марко не пытался разубедить ее, понимая, что жена приняла окончательное решение. Вместо этого он сделал все возможное, чтобы обеспечить семью безопасным убежищем на случай налетов. В малой гостиной, которую он обычно использовал в качестве кабинета, было всего одно окно рядом с письменным столом, ставни на нем плотно закрыли, с внутренней стороны для защиты от возможных осколков стекла укрепили плотную ткань, использовавшуюся для защиты фресок.
Настал день отъезда Марко. Прежде всего он попрощался с детьми, затем с плачущими Леной и Арианной. Наконец пришел к Жюльетт, та ожидала его в гостиной. С облегчением отметил, что глаза ее сухи, однако, во взгляде было заметно напряжение. Жюльетт протянула руки ему навстречу, он принял ее в объятия. Они улыбались друг другу, каждый хотел ободрить другого.
– Поскорее заканчивай войну, Марко. Я хочу снова видеть тебя дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121