Они уже все обсудили у постели Кита за те три недели, что предшествовали его возвращению домой.
За это время другие спелеологи прошли их маршрутом в обе стороны и составили карту; в Интернете появились фотографии храма земли с его великолепными люстрами из влажных камней. Антропологи уже изучали настенные рисунки, давали им имена, классифицировали, разгадывали их тайны.
Кресло Кита со скрипом катилось из спальни и расположенного за ней туалета. Он переодел футболку и смочил водой волосы, но они все равно торчали в разные стороны и стали скорее каштановыми, чем золотыми. Она заметила все это, как заметила бы месяц назад, но совершенно с другим чувством.
– Итак? – Он пристроился у трехстворчатого окна и подвинул ногой низкий столик. – Ты провела целых три часа, без помех изучая дневники Седрика Оуэна. Что тебе удалось найти?
Стелла оказалась не готова к такому вопросу. Ее академическая выучка требовала продолжить исследования, собрать результаты, возможно, разгадать тайну.
Они терпеливо ждали; двое из троих мужчин, которым она доверяла больше всех остальных в мире.
– Мне очень не хочется это говорить, – сказала она. – И я не уверена, что смогу посмотреть Тони Буклессу в глаза, но он тоже должен здесь присутствовать.
Зная, что она ему соврала, Тони все равно подтвердил, что она получит стипендию для написания диссертации через неделю после возвращения домой. Теперь укоры совести не оставляли Стеллу в покое.
– Он застрял на заседании в Старых Школах, – сказал Гордон. – И освободится только после «официального ужина». – Он обхватил толстыми пальцами кружку с кофе, которую ему дала Стелла, и кивнул головой на записи. – Я наблюдал за тобой в окно со стороны Джезус-Грин. Ты была погружена во что-то такое, что, судя по всему, не дотерпит до окончания ужина. – А потом, когда она не ответила, добавил: – Что тебе удалось найти, девочка?
Стелла поболтала кофе в чашке, посмотрела на Кита и постаралась забыть про Тони Буклесса.
– Я нашла в дневниках еще одну разгадку. «По указанной дороге».
Это следовало сказать под пение фанфар и мерцание вспышек. А вместо этого ее слова сопровождались криками селезней, гоняющихся за уткой, и тонким жалобным плачем ребенка, заблудившегося на берегу.
А еще Кит широко улыбался той стороной лица, которая могла улыбаться.
– Вот почему томов тридцать два, а не всего один. Ты настоящая умница. Я всегда считал, что двоим людям совершенно незачем было тратить столько сил, чтобы оставить нам всего один листок с весьма жалким стихотворением. И что там говорится?
– Я не знаю. Иероглифы какие-то. Я провела полдня в Интернете, пытаясь понять, что это такое. Смотри…
Она сложила свои записи в стопку и устроила их на столе.
– Похоже на стенографию; на каждой странице около полудюжины пометок, которые выглядят так, будто у того, кто писал, просто соскользнуло перо, только вот эти лучше спрятаны, а кончики более витиеваты. Это есть во всех дневниках. Видишь, вот здесь, внизу страницы.
Она взяла первый попавшийся ей том и провела пальцем под строкой.
«21 августа 1573 года. Имаджио, сыну Диего. По поводу: 2 пары дичи: 2д».
– Если посмотреть внимательно, под цифрой «три» в обозначении года, потом под «с» в слове «сыну», а также «р» в «пары» можно заметить завитки и линии. Если их скопировать через бумагу… – Она положила листок тонкой копирки поверх страницы и перенесла на нее значки, которые обнаружила. – А потом сделать то же самое со следующей строкой…
«22 августа 1573 года. Отцу Кальдерону. По поводу: комната на двоих, а именно для меня и дона Фернандеса».
Стелла говорила и одновременно находила значки, которые копировала.
– Это последняя запись на странице. Но пока ничего не понятно.
– Какая-то ерунда. – Кит взял страницу и, держа ее на вытянутой руке, нахмурился. – Здесь нет ничего похожего на стенографию или шифр.
Он уже окончательно проснулся, и слова звучали более четко.
– Потому что это не стенографическая запись. – Стелла забрала у него страничку и взяла три другие. – Мы имеем дело с составным текстом. Если мы объединим страницы группами по четыре, а потом посмотрим на точки в нижних левых углах… – Она высунула кончик языка и принялась раскладывать страницы. – Возникает магия человеческой коммуникации. Видите?
Когда она соединила четыре листка переводной бумаги, возникли диковинные извивающиеся символы, фигурки людей и животных с вытаращенными глазами и раскрытыми ртами, солнца и деревья, луны и свернувшиеся кольцами змеи и ягуары – все едва различимые.
– Боже праведный!
Стелла не часто видела, как Гордон теряет дар речи, и была довольна.
– Во всех дневниках, с первого до последнего, имеются значки и точки для совмещения. Я не понимаю, почему мы не заметили их раньше.
– Мы не искали, – проговорил Кит. – А теперь обратили на них внимание. По крайней мере, ты обратила. – Он наклонился вперед и начал перебирать бумаги, лежащие на низком кофейном столике. – Хотя лично меня все это сбивает с толку настолько, что я не вижу очевидных вещей. Ничего. Гордон, который умнее меня, да еще его мозги не превратились в бесполезную пыль, вне всякого сомнения, добьется успеха там, где я терплю поражение. Гордон?
Он довольно ловко подтолкнул к потрясенному шотландцу четыре странички текста, и тот принялся их изучать, каждую в отдельности.
– Может быть. А может, и нет. – Гордон вернул странички Стелле. – Можешь мне еще раз показать?
Она взяла другие четыре страницы, с другими значками, которые казались ей четкими и ясными. Толстым фломастером она быстро провела линии на каждой странице, а потом соединила их, получив в результате изображение фигур.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117