- Француз задумчиво оглядел комнату, устремил взгляд на ближайший из четырех бронзовых фонарей, висевших в добрых пятнадцати футах над нашими головами.- Жуайе,- сказал он, вытянув шею,- У вас тут нет, случайно, стремянки?
- Пардон?- переспросил Жуайе. Банколен указал на фонарь.
- Вот,- объявил он тоном знатока,- редкий образец старых бронзовых изделий Вагуляна-Кинвица позднего периода. Хочу поближе посмотреть. Принесите-ка мне стремянку.
- Шутка зашла чересчур далеко, старина!- воскликнул сэр Джон.- Мы целый день терпим ваши дурачества. Теперь прекратите молоть чепуху и...
- Вам известно, что я не шучу,- спокойно отвечал детектив.- Кроме того, если вы не интересуетесь бронзовыми изделиями Вагуляна-Кинвица, то я интересуюсь. Жуайе исчез в направлении спальни и вновь появился, таща огромную шаткую лестницу. Он установил ее под фонарем и придерживал, пока Банколен поднимался. Мы слышали высоко в темноте, где трудно было бы что-нибудь разглядеть, как детектив постукивает по фонарю, изумленно прищелкивая языком.
- Большая редкость,- провозгласил он, продолжая читать бредовую сложную лекцию, но спустился со стремянки с очень серьезным лицом. Пока Жуайе уносил лестницу, снова подошел к столу, принялся открывать ящики, перебирая их содержимое. Там лежали оправленные в стекло папирусы; я заметил фрагмент глиняной печати, окрашенной синими чернилами, увеличительное стекло, маленькую верблюжью голову, вырезанную из слоновой кости, ручки, чернильницы, ластики. В стопку театральных программок было небрежно засунуто золотое клуазонне перегородчатая эмаль с ячейками из припаянных к основе тонких металлических лент, заполненными цветными эмалями с эмалью и ляпис-лазурью. На самом дне Банколен обнаружил кожаную папку, откуда вытащил несколько аккуратно исписанных листов бумаги.- Кажется, наш приятель аль-Мульк переводил какой-то папирус,- заметил он.- И на английский тоже...
Никто не обратил особого внимания, но я заглянул ему через плечо, когда он читал заключение в конце второго листа. На нем было написано той же твердой рукой:
"Вот полностью записанный рассказ Низама Ха-Ам-Уаста и Уба-Анера о проклятии удушения, наложенном на Низама Ха-Ам-Уаста, племянника могущественного царя Усер-Маат-Ра. Записал в месяце Тиби Анена, которому принадлежит сей свиток. Да поразит усомнившегося Тахути".
- Пожалуй, оставлю это у себя,- пробормотал Банколен.- Постойте-ка! Тут в папке книга.
И вытащил тоненький томик в темно-синем кожаном переплете с тисненным золотом названием "Легенды исчезнувшей страны" и именем автора - Дж.Л.Кин. Банколен посмотрел на меня и кивнул. Я вспомнил замечание Колетт Лаверн, что Кин под своим псевдонимом издал одну книжку... Книга вышла в 1913 году в частной типографии, отыскать которую было бы очень трудно. В "Легендах исчезнувшей страны" содержались переводы папирусов из Британского музея, папирусов Харриса и Анастази, выдержки из табличек Тель-эль-Амарны, каких-то разрозненных текстов.
- Видимо, очередной подарок Джека Кетча,- заметил детектив.- Ну, еще одно.
Когда Толбот взял папку, он принялся что-то искать на полках рядом с дверью на лестницу и наконец нашел свечу в бронзовом подсвечнике. Зажег ее, высоко поднял, вышел на площадку. Подойдя к дверям, я увидел, как он спускается по первому пролету. Шел очень медленно, спиной вперед, поднося свечу к перилам лестницы. Яркий свет отражался в прищуренных жестоких глазах. Все остальное, кроме зловещего лица в желтом свете, скрывалось в тени. Ветер тихо стучал в окно справа. Лицо молча удалялось по лестнице, медленно повернуло, исчезло; я видел лишь мерцание свечи в глубоком колодце. Но услышал, как Банколен рассмеялся.
Толбот пододвинул к столу кресло и принялся изучать содержимое портфеля. Сэр Джон сидел близ двери в спальню, я только смутно видел его силуэт. Под высоким сводом царила тишина. Я прислонился к какому-то антикварному шкафчику, погрузившись под действием тишины и призраков смерти в некое туманное царство.
Низам Ха-Ам-Уаст, племянник могущественного Усер-Маат-Ра, то есть Рамзеса Великого. Я вспомнил каменную таблицу под ослепительным синим небом на дороге к нубийским золотым рудникам: "Вечно живущий, славный победами царь, увенчанный диадемой, сильный истиной Ра, царь Верхнего и Нижнего Египта, Рамзес, возлюбленный Амоном". Вспомнил руины Карнака, страшную жару, круживших в лимонном небе летучих мышей, ярко пылавшие факелы на берегах Нила...
Неужели Низам аль-Мульк в наше благословенное время уподобил себя первому Низаму из папируса? Книги, безделушки, даже саркофаг упрямо нашептывали о "проклятии удушения", наложенном на сыновей первого Низама. Какие фантазии расцветали в душе аль-Мулька? Неужели образ раскрашенных, залитых солнцем колонн, фиванских цветов и свирелей заставлял его с криком бегать от палача в лондонском тумане?..
Я слышал, будто по-настоящему никто не верит в перевоплощение, и знал, что это неправда. Вместе с царями была похоронена всемогущая черная магия, от которой ученые головы кругом идут. Она ослепляет их, сводит с ума, голоса начинают шептать в кабинетах под лампами. Глядя на сидевшего у круглой зеленой лампы Толбота, я представлял себе аль-Мулька, задумавшегося над папирусом долгой ночью, пронзенной звуками свирели. "Царь, увенчанный диадемой, сильный истиной Ра, царь Верхнего и Нижнего Египта, Рамзес, возлюбленный Амоном". Как раскатывались эти громкие слова под звон кимвала, в пронзительном реве труб! Как гулко громыхала боевая колесница под шум дождя с раскатами грома, среди черной хлещущей бури в пустыне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60