– А теперь, мистер Миллз…
– Извините, – прервал его Миллз, – он был, наверное, необыкновенным человеком, если сделал это. Вы осмотрели окно?
– Он прав, Хедли, – отозвался доктор Фелл, тяжело дыша. – Знаете, это дело начинает меня беспокоить. Если он не вышел через дверь…
– Не вышел, – снова сказал Миллз, усмехнувшись. – Я не единственный свидетель. И я видел все от начала до конца.
– …тогда, чтобы выйти отсюда через окно, он должен был быть легче воздуха, – закончил свою мысль доктор Фелл. – Гм… Подождите! Лучше сперва обыщем комнату.
В комнате они никого не нашли. Потом Хедли, что-то буркнув, открыл окно. Нетронутый снег укрывал снаружи подоконник до самой рамы. Ремпол высунулся из окна и посмотрел вокруг.
На западе ярко светил месяц, и все предметы выступали четко, словно вырезанные из дерева. До земли было добрых пятьдесят футов. Ровная каменная стена была влажной. Окно выходило на задний двор, обнесенный низкой стеной и похожей на тыльную часть задних дворов в этом ряду. Снег во дворе, как и в соседних дворах, тоже лежал, сколько было видно, нетронутый. Ниже в стене окон не было вообще. До ближайшего окна на этом же этаже, в зале слева, было не меньше тридцати футов, до окна справа, в соседнем доме, столько же. Перед глазами лежали прямоугольники задних дворов тех домов, которые выходили фасадами на площадь. Ближайший из них стоял в нескольких сотнях ярдов. И наконец, над окном, в пятнадцати футах ниже крыши проходил гладкий каменный желоб. Ни удержаться за него рукой, ни прикрепить к нему веревку было невозможно.
– Все равно это так, – заявил Хедли. – Вот посмотрите! Представим себе, что преступник сначала привязывает веревку к дымоходной трубе или к чему-то иному – так, чтобы она свободно висела рядом с окном, потом убивает Гримо, вылезает по веревке на крышу, отвязывает ее и исчезает. Уверен, что в доказательство этому мы найдем там много следов…
– Так вот, – снова вмешался Миллз. – Я должен сказать, что там следов нет.
Хедли повернулся. Отведя взгляд от камина, Миллз как будто спокойно, раздвинув в улыбке редкозубый рот, смотрел на них, хотя во взгляде его промелькнула тревога и на лбу выступил пот.
– Видите ли, – продолжал Миллз, подняв указательный палец, – когда я понял, что человек с фальшивым лицом исчез…
– С каким лицом? – переспросил Хедли. – С фальшивым. Объяснить?
– Пока что не надо, мистер Миллз. Потом увидим, будет ли в этом надобность. Так что вы говорили о крыше?
– Понимаете, там нет никаких следов, – ответил Миллз, широко открыв глаза. Это была еще одна его черта – смотреть и улыбаться, даже если для этого и нет видимой причины. Он снова поднял палец. – Повторяю, джентльмены: узнав, что человек с фальшивым лицом скрылся, я ждал для себя неприятностей.
– Почему?
– Потому что я следил за этой дверью и могу присягнуть: отсюда никто не выходил. Напрашивается вывод. Он исчез или с помощью веревки на крышу, или через дымоход – и тоже на крышу. Это аксиома.
– Вот как? – сдержанно спросил Хедли. – И что же дальше?
– В конце зала, который вы видите, то есть который можно увидеть, если открыть дверь, – продолжал далее Миллз, – моя рабочая комната. Оттуда дверь ведет на чердак, где есть люк па крышу. Подняв крышку люка, я увидел, что снег на крыше не тронут, на нем нет никаких следов.
– Вы па крышу не выходите? – поинтересовался Хедли.
– Нет. Я бы там не удержался. И вообще я не представляю себе, как это можно сделать даже в сухую погоду.
– И что потом, мой друг? – повернулся к нему доктор Фелл. – Меня интересует, что пришло вам в голову, когда у вас ничего не вышло с аксиомой?
– О, это надо обсчитать, – задумчиво улыбнулся Миллз. – Я математик, сэр, и никогда не позволю себе просто гадать. – Он скрестил на груди руки. – Но я хочу обратить ваше внимание, джентльмены, на то, что, несмотря на мое решительное утверждение, преступник через эту дверь не выходил.
– Думаю, вы расскажете нам, что тут случилось вечером, – проговорил Хедли. Он вытер рукой лоб, сел к столу и достал блокнот. – Не торопитесь! Надо разобраться во всем постепенно. Вы давно работаете у профессора Гримо?
– Три года и восемь месяцев, – ответил Миллз. Ремпол видел, что блокнот создал официальную атмосферу и Миллз старается отвечать как можно короче.
– В чем состояли ваши обязанности?
– Частично переписка. Общие секретарские обязанности. В значительной мере помощь профессору в подготовке его нового труда «Суеверия в Центральной Европе, их происхождение и…»
– Хорошо, – остановил его Хедли. – Сколько всего людей живет в доме?
– Кроме профессора Гримо и меня, четверо.
– Кто именно?
– Понимаю. Вам нужны фамилии. Розетта Гримо, дочь профессора, мадам Дюмон, экономка, Дреймен, старый приятель профессора Гримо, и горничная Энни. Ее фамилии я никогда не слыхал.
– Кто был в доме, когда все это случилось? Миллз выставил вперед одну ногу и, покачиваясь, смотрел на носок своего ботинка. Еще одна его привычка.
– Определенно сказать не могу. Расскажу лишь то, что знаю. – Он качнулся назад-вперед. – Как и каждую субботу, после ужина, в половине восьмого, доктор Гримо поднялся сюда работать. Такое у него было обыкновение. Он велел мне, чтобы до одиннадцати его не беспокоили – это также было нерушимое правило, – однако предупредил, что около половины десятого к нему может прийти посетитель. – На лбу у юноши выступил пот.
– Он сказал, кто это может быть?
– Нет, не сказал.
– Рассказывайте дальше, мистер Миллз! – Хедли наклонился вперед. – Вы не слыхали, чтобы ему кто-то угрожал? Вы знали, что случилось в среду вечером?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11