— Да, правда, мне нужно было несколько минут, чтобы прийти в себя, — пояснила она. — И прошу вас не сердиться, доктор, но я ничем не могу с вами поделиться, кроме моего собственного ощущения: вся эта ситуация ведет к катастрофе. Я не хочу добавлять к ней еще мои мелкие неприятности. Ничего не произошло…
— И все же что-то должно было произойти! Может быть, у кого-то возникли какие-либо… хм… намерения относительно вас?
— Я вас не понимаю.
— Правда?
— Нет, это совсем не то, что вы имеете в виду. Это нечто иное. — Она вздрогнула. — Для моих нервов это уже слишком. Но ведь взглядом нельзя убить, правда? — Она уселась в мягкое кресло, он подал ей сигарету и поднес огонь. Она задумчиво выпускала кольца дыма. — Я смогу рассказать вам, в чем заключаются наши неприятности и почему все это кончится не слишком весело?
— Разумеется.
— Когда мне было семь лет, я получила в подарок книгу с волшебными сказками. Некоторые из них были ужасающими. В них был мир, в котором можно было иметь все, разумеется, если тебе удавалось завоевать любовь какой-то ведьмы или колдуна. Одна из таких сказок была о летающем ковре. Колдун сказал юноше, которому подарил его, что ковер отнесет его в любое место — при одном условии. Во время полета нельзя даже на секунду подумать о корове. Стоит ему о ней подумать, как ковер сразу же упадет на землю. Не было ни малейшей причины, по которой он стал бы думать о корове. Однако с той минуты, когда ему сказали, чтобы он этого не думал, он не мог избавиться от мысли о корове, особенно тогда, когда смотрел на свой волшебный ковер. Нет, я не сошла с ума. Тогда я не понимала психологического значения этой сказки, я просто ее не любила. Но в ней заключена правда. Стоит кому-то сказать: «Этот человек умеет читать мысли», и ни о чем другом ты уже не можешь думать, только о том, чего не хочешь обнаружить перед другими. И именно на этом концентрируешь все свое внимание. И ничего нельзя сделать.
— Ну и что?
— Ох, не притворяйтесь таким наивным!
— Бог свидетель, я нисколько не притворяюсь. Мне просто кажется, что вы преувеличиваете. Я скорее согласился бы с Ларри: было бы чертовски неприятно, если бы все наши мысли вышли наружу, но ведь мы все же не банда преступников!
— Нет? Даже потенциально? У меня есть мачеха, которую я ненавижу. Я желала бы, чтобы она умерла. Что вы на это скажете?
— Только то, что это не такой уж страшный секрет.
— Мне нужны ее деньги, — настойчиво продолжала Вики. — Вернее, деньги моего отца, который оставил их ей в пожизненное пользование. Она вышла за него замуж, когда он был в возрасте мистера Констебля. А сама чуть старше меня и тверда, как сталь. И я постепенно становлюсь такой же… Скажите мне, что вы думаете о нашем ясновидящем?
— Хвастун.
Она посмотрела на него с удивлением и каким-то беспокойством. В глазах ее также было облегчение, и другие чувства, которых он не мог понять. Однако он знал, что где-то в глубине ее души укрыты те предрассудки, которые заставляют ее верить в сверхъестественные силы Германа Пенника.
— Почему вы так говорите? Ведь он прочитал ваши мысли?
— Это только кажется. Я думал об этом. Я еще не знаю, как это происходит, но мне кажется, что ответ на этот вопрос связан с Ларри Чейзом.
— С Ларри? Каким образом?
— Вы же не знаете, какой это болтун. Он интересуется людьми. Сначала выложит полную историю жизни какого-то человека, а потом утверждает убежденно, что не сказал ни слова на эту тему. Мне как раз вспомнилось, что он что-то знал или подозревал, что знает относительно Марсии Блистоун и… и дел, о которых я не хочу говорить. Он упоминал об этом в письме ко мне. И если Пенник является мастером вытягивания информации, а потом маскирует это…
— Но это не объясняет, откуда Пенник мог знать, когда вы будете думать об этом!
— Я в этом совсем не уверен. Предположим, что он великолепный психолог. Это основа деятельности каждого гадальщика.
— Ну а как быть с бюстом Листера? — И… — она заколебалась. — Простите, что я об этом вспоминаю, но другие вещи, о которых говорил Пенник? Та последняя?
— Признаю, что истории с бюстом Листера не понимаю. А ту, что вы называете «последней», он мог прочесть на моем лице. На нем все отражается. Я не умею долго сохранять каменную маску.
Воцарилось молчание. Вики бросила выкуренную сигарету в пустой камин и стала нервно ходить по ковру.
— Осталось еще предсказание. Что Сэм… вы знаете.
— Мистер Констебль, — ответил с изысканной вежливостью Сандерс, — пока еще не умер. Даже если Пенник умеет читать мысли, то пусть меня повесят, но я не поверю, что он может предсказывать будущее.
— Если вся эта история является одним большим обманом…
— Этого я не сказал. Я не исключаю, что Пенник обладает некоторыми телепатическими способностями. Но, как это случается не с одним честным человеком, он помогает себе мелким обманом и незаурядными способностями к дедукции.
— Значит, вы не верите, что мысль может быть использована как сила или физическое оружие?
— До конца моей жизни я буду возражать против этого.
Из спальни, расположенной через две комнаты от них, послышался страшный крик Мины. На часах Сандерса было без одной минуты восемь.
Это был нечеловеческий крик, полный физической боли и ужаса. Она кричала и почти одновременно говорила что-то, они смогли выделить только постоянно повторяющееся имя ее мужа. Вики вглядывалась в доктора с выражением суеверного ужаса на лице, он боялся, что через минуту и она начнет кричать.
Сандерс отворил дверь в холл. И там увидел сцену, которую потом многократно описывал.
Сэм Констебль, одетый к ужину, стоял, опершись о перила в нескольких шагах от лестницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76