Я бы просто сказал: «Господа, вот разгадка. Подтвердите ее». Они склонились бы над микроскопами, затрясли бы сверкающими пробирками, с улыбками вышли бы из своей кельи, и — voila![23] — на чью-то шею падает нож гильотины! Помните, Джефф, как они подтверждали каждый мой вывод по делу Салиньи? Но их со мной нет. Поэтому я должен изобличить преступника другим способом. Должен подготовить для него ловушку, и когда он придет за третьей жертвой…
— Вы об этом уже говорили. Кто третья жертва?
— Ну разумеется, лейтенант Грэффин!… Неужели вы не поняли!
Толбот только кряхтел, разводя руками.
— Если, по вашему мнению, это так очевидно, — кисло заметил он, — я, видно, должен был понять. Только, извините, не понял. Почему Грэффин?
— Потому что Грэффин знает, кто такой Джек Кетч. Больше того… Пожалуй, надо вам объяснить.
— Да уж, сделайте одолжение, — сладким тоном попросил Толбот и опять вытер лоб.
— Нынче утром я задал вам массу вопросов, инспектор, надеясь, что они укажут верное направление. Надо было найти объяснение нескольким сомнительным неувязочкам, связанным с тем самым Грэффином. Зачем аль-Мульку, живущему уединенно, не имеющему занятий и общественных обязанностей, личный секретарь? И прежде всего, почему он взял именно Грэффина? Пьяницу, который не только не годится для такой работы, но даже хвастает, что не выполняет ее. Постоянно валяется в невменяемом состоянии, смеется над аль-Мульком, подначивает его, злит, довел уже до бешенства, так что египтянин с большим трудом сдерживается, чтоб не свернуть ему шею. И, несмотря на все это, аль-Мульк терпит любые оскорбления и фактически потакает Грэффину! Разве египтянин похож на сентиментального, добросердечного человека? Нет, нет, инспектор. На это есть только один ответ — шантаж.
Банколен стукнул кулаком по спинке кресла:
— Шантаж! Но чем Грэффин его шантажирует? Чем-то настолько серьезным, что упрямый, жестокий, хитрый аль-Мульк не смеет протестовать даже против оскорблений, которые в ином случае толкнули б его на убийство. Грэффин его шантажирует преступлением, не меньше. Незначительного скандала аль-Мульк не боится: терять ему нечего, он не рискует ни положением, ни репутацией. Он виновен в преступлении, и у Грэффина есть доказательства. Доказательства явно веские, юридические, не нуждающиеся в словесном подтверждении из уст обесчещенного спившегося офицера. Очевидно к тому же, что он, постоянно пребывая в ступоре, при себе их не держит. У кого-то наверняка хранится запечатанный конверт с пометкой «вскрыть после моей смерти». В ином случае вряд ли Грэффин посмел бы остаться один на один с нашим очаровательным египтянином.
И я снова вас спрашиваю: почему Грэффин лжет в ответ на вопрос, давно ли он служит у аль-Мулька? Увидев возможность попасться в ловушку, он признался, что нанялся на службу ровно десять лет назад в Париже. Но зачем было сначала лгать насчет места и времени? Если вспомнить, какое неприятное событие произошло тогда в жизни египтянина, мы поймем, что старался скрыть пьяный хитрец Грэффин.
Толбот кивнул, испустил долгий вздох.
— Да, — сказал он, — да. Он знает, кто убил де Лаватера.
— Совершенно верно! Помните, как он побледнел при моем замечании, что у аль-Мулька, должно быть, никогда не было повода жалеть о лишних расходах?… Я попал прямо в яблочко! Теперь наш буйный спившийся лейтенант предстает в более зловещем свете. Ну, давайте подумаем, к какому заключению это может нас привести…
Банколен, распахнув пальто, сел на ручку кресла, наставил сигару на маленького инспектора.
— Джек Кетч начал преследовать аль-Мулька сразу после приезда египтянина в Лондон, чуть больше девяти месяцев тому назад. После прискорбных событий минуло много лет, но только теперь Джек Кетч узнал настоящую правду о Кине. Раньше он, безусловно, считал, что известный ему человек был убит на войне, даже не подозревая, что он стал неведомым англичанином по имени Кин. Девять месяцев назад ему поведали правду. Факты знал один Грэффин.
Стало быть, Грэффин ему рассказал, рассказал специально. Может быть, нашего лейтенанта одолела жадность, может быть, ненависть к аль-Мульку. Он пил кровь из аль-Мулька, почему не продать его тайну другому и пить кровь из обоих? Он получил возможность натравливать их друг на друга. Получил возможность по-прежнему вытягивать золото у аль-Мулька, посиживая и посмеиваясь над смертельно измученным египтянином. Славный тип наш друг Грэффин!
Так или иначе, он все выложил Джеку Кетчу. Отсюда следует, что ему было известно, кто такой на самом деле Кин, раз он сумел найти мстителя. Если нужны еще доказательства, поройтесь в памяти!
Глядя прямо перед собой, я мысленно видел красные слезившиеся глаза Грэффина, тощую багровую шею, пьяную ухмылку. Теперь он казался зловещим, насмешливым, прокаженным.
— Помните, как мы вечером, — продолжал Банколен, — шли через вестибюль, осмотрев в бильярдной тело мертвого шофера?… Нам известно, что Грэффин весь день просидел наверху. Откуда он мог знать о случившемся? Однако он в халате бежал вниз по лестнице с криком: «Скажите мне, где детектив?» Ужасная ошибка. В вестибюле никакой суеты, беспорядка, кругом тихо, только полисмен стоял у дверей. Но Грэффин ждал в темной комнате важных новостей, в конце концов не справился с любопытством и страхом и бросился вниз. Увидел в холле полисмена, понял, что ожидаемое событие совершилось, и у него вырвалась неосторожная фраза.
Наступило молчание. Толбот постучал себя по лбу костяшками пальцев.
— Ясно! Да, теперь понятно. Значит, Грэффин знает, кто такой Джек Кетч…
Банколен рассмеялся глубоким, тряским, почти беззвучным смехом, который сотрясал его всякий раз, как ему удавалось кого-нибудь пригвоздить, как бабочку к картонке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60