— Сожалею, сэр, но вход наверх запрещен.
Фентон бросил на него взгляд, более грозный, чем любой взгляд сэра Ника.
— Я сэр Николас Фентон, — заявил он, после чего в глазах буфетчика тут же мелькнул страх. — Ты сбережешь здоровье, если посторонишься.
Буфетчик отпрянул, но поднял голову, как будто желая позвать кого-то наверху. Правая рука Фентона, скрытая лирой, метнулась к эфесу шпаги; клинок наполовину вылетел из ножен, и буфетчик понял, что джентльмен не шутит.
— Я… буду… молчать, сэр… — запинаясь, произнес он.
Клинок скрылся в ножнах. Золотая монета, блеснув, упала к ногам буфетчика, который увидел золото впервые за восемнадцать месяцев. Подобрав монету, он решил, что молчание — лучшее проявление благоразумия.
Они легко поднимались наверх, исключая мистера Рива, с трудом волочащего подагрические ноги. Стена находилась справа от них. Фентон, слегка повернув голову, нес лиру так, чтобы она была заметна всем окружающим.
Орущая толпа внизу состояла из наполовину и полностью пьяных. Более восьмидесяти пар глаз с завистью устремились на лестницу. Но завидев музыкальный инструмент, предназначенный, несомненно, для увеселения могущественного лорда, они утратили интерес к троим счастливцам, вновь перенеся его на трубки, вино и карты.
— Я припоминаю, — забыв о предупреждении, заговорил мистер Рив, — что Грязной Бесс (так я именую свою шпагу, джентльмены), мы обычно называли жену генерала Монка до того, как его сделали толстозадым герцогом Олбемарлом.
— Тс-с!
Обычно наверху таверн находились небольшие отдельные комнаты. Но в «Голове короля» Фентон обнаружил на втором этаже такое же большое помещение, как внизу, с несколькими маленькими комнатами сзади.
Крышу поддерживали вертикальные балки с перекладинами. Солнечный свет пытался проникнуть сквозь закопченные стекла . решетчатых окон. Среди мебели, такой же, как внизу, сидело около тридцати джентльменов и несколько знатных лордов (Джордж переоценил их количество), ведя серьезный разговор.
Здесь не было тяжелых запахов, если не считать поднимавшегося снизу дыма, не было карт и костей. Только двое курили трубки. Сверкание нарядных камзолов, жилетов и золотых бантов на коленях, равно как и пышные лоснящиеся парики под широкополыми шляпами, свидетельствовали о том, что все присутствующие — знатные или, по крайней мере, состоятельные люди. Красные лица многих служили признаком того, что их обладатели не привыкли к выпивке.
Воцарилось мертвое молчание. Хотя собравшиеся не могли не слышать шагов на лестнице, они делали вид, что не замечают ничего, кроме друг друга.
Напряженное дыхание выдавало их гнев. Большей частью они были честными людьми, искренне верившими в принципы милорда Шафтсбери и страшившимися папизма.
Лестница с перилами, как и внизу, шла параллельно дальней узкой стене. Около нее стоял длинный стол, походивший на стол совета, за которым сидели только двое лицом к лестнице.
«Я узнал тебя, — подумал Фентон, — по многочисленным портретам. Посмотрим, так ли ты смертельно жалишь, как про тебя говорят!»
Слева за длинным столом восседал милорд Шафтсбери. Его массивный светлый парик был опущен, прикрывая лицо, устремленное на маленький бокал белого вина. Несколько голов, торчащих на шестах над Темпл-Баром, были повернуты в сторону Флит-Стрит, и одна из них заглядывала в окно за левым плечом милорда.
Справа от него сидел высокий, крепкий и румяный Джордж Вилльерс, второй герцог Бакингем, приближавшийся к полувековому юбилею и уже не уделявший столько времени, сколько уделял ранее, фехтованию и скандальным похождениям. Теперь он играл в политику, как играл прежде в другие игры. Бакингем был одет в костюм из бордового шелка, каштановый парик состоял из множества мелких локонов. На столе перед ним стоял кубок с вином.
Отойдя немного от лестницы, Фентон беспечно оперся спиной о перила, прижимая к груди лиру. Джордж и мистер Рив встали справа от него.
Никто по-прежнему не шевелился и не смотрел на них.
Пальцы Фентона скользнули по струнам. Он громко и отчетливо заиграл мелодию, не заботясь о фальшивых нотах.
За здоровье короля!
Тря-ля-ля, mpa-ля-ля!
И позор его врагам!
Трам-пам-пам, трам-пам-пам!..
Фентон играл настолько скверно, не практиковавшись в этом занятии многие десятилетия, что присутствующие не сразу разобрали мелодию. Первым, кто ее узнал, был сам милорд Шафтсбери, который поставил поднятую рюмку и отодвинул ее от себя.
После этого песню, казалось, узнали все. Его светлость Бакс стукнул кружкой по стертой от времени поверхности стола, отпихнув ее подальше. Так же поступил со своим зеленым бокалом и милорд маркиз Уинчестер, сидевший рядом с большим столом, хотя и не за ним, и еще двое присутствующих. Один величавый джентльмен с зеленой лентой хотел погромче стукнуть кружкой, но так как был изрядно пьян, то угодил ею в край стола, расплескав кларет и уронив кружку на пол.
Его светлость Бакс заговорил первым.
— Сэр Николас, — начал он мелодичным и весьма любезным тоном, — если вы пришли присоединиться к компании добрых патриотов, милости просим! Но…
Парики энергично закивали. Бакингем докончил более сурово.
— Милорд Шафтсбери желает знать, зачем вы здесь.
Фентон откликнулся громовым голосом, которым сэр Ник произносил речь в Раскрашенном зале.
— Тогда пускай милорд сам об этом спросит.
Шафтсбери поднял голову. С первого взгляда его лицо могло показаться веселым, несмотря на резкие черты: длинный нос, острый подбородок и большие голодные глаза. Хотя в то время он мог считаться стариком, ему было всего пятьдесят четыре года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114