— спросил он неожиданно. — Да или нет?
Она закрыла лицо ладонями.
— Ну что ж, моя милая Керсти, я пришел дать, тебе то, чего ты желаешь.
— Уходи! — Она поднялась на ноги. — Уходи к себе! Угрожать слабой женщине — это подло! Убирайся!
«Он ошибается, если думает, что я позволю ему воспользоваться ситуацией!»
— Как ты смеешь так со мной разговаривать?
Закрыв уши ладонями, она принялась раскачиваться и что-то бормотать себе под нос, как делала в детстве, когда не хотела слышать споры других детей.
Керсти не знала, сколько времени так раскачивалась, но, когда она наконец-то успокоилась и опустила руки, за дверью царила тишина.
Девушка на цыпочках подкралась к двери и прислушалась.
Ни звука.
«Наверное, Макс все-таки внял ее просьбе и ушел».
В комнате было холодно. Холодно и тихо. Он сказал, что она одна, что, кроме него, у нее никого нет…
Макс не мог ее обидеть. Он приходил, чтобы облегчить ее страдания.
Как же он ей нужен!
Дрожащими пальцами Керсти повернула ключ в замке и рывком распахнула дверь.
— Макс!
В коридоре никого не было.
Она направилась к его покоям, но, пройдя всего несколько шагов, остановилась. Макс стоял в дверях своей библиотеки и смотрел на нее.
— Прости меня! — закричала Керсти. — Я хочу с тобой поговорить.
В какое-то мгновение ей показалось, что Макс сейчас скроется за дверью, оставив ее в одиночестве. Но вот он провел ладонью по волосам и, немного помедлив, все-таки направился к ней. Он шел очень медленно, чуть пошатываясь; наконец подошел к Керсти, и она увидела, что волосы его растрепаны, а ворот рубашки расстегнут.
Неожиданно Макс покачнулся, но все же удержался на ногах. Взяв Керсти за руку, он взглянул на нее так, будто впервые увидел. Затем прошел в ее покои.
Умная женщина на ее месте ушла бы… если бы было куда уйти.
— Здесь холодно, — сказал Макс, когда она вошла в гостиную. — Что случилось с этим проклятым камином? — Плюхнувшись в кресло, он вытянул перед собой ноги.
Керсти умела разжигать огонь. Опустившись на колени; девушка затопила камин. Она надеялась, что Макс заснет — а потом проснется прежним Максом…
— Сапоги, — пробормотал он.
Керсти посмотрела на него с удивлением.
— Сапоги, — повторил Макс.
Керсти подошла к креслу.
— Сапоги на тебе, Макс.
— Ха! — Он подался вперед. — Думаешь, я этого не знаю?
Сними их!
Она часто и охотно помогала отцу снимать сапоги.
Но отец никогда не бывал пьяным и грубым.
— Быстрее, черт бы тебя побрал!
«Ты сделала свой выбор».
Сапоги Макса снимались не так легко, как отцовские. Они плотно обтягивали ногу, подобно тому как перчатка обтягивает руку. Керсти пришлось повозиться, но в конце концов ей все же удалось стащить сапоги.
— Ax… — выдохнул Макс и закрыл глаза.
Стараясь не шуметь, Керсти села в кресло, стоявшее напротив. Она надеялась, что Макс спокойно заснет. Но он вдруг закашлялся и, мотая головой из стороны в сторону, стал что-то бормотать… «Наверное, ему сделалось нехорошо от выпитого, а может, снятся кошмары», — решила девушка.
— О Господи! — Макс внезапно открыл глаза и уставился в огонь. — Неужели человек не имеет право быть свободным?
Керсти поняла, что вопрос обращен не к ней.
Выпрямившись в кресле, Макс долго молчал, пристально глядя на пламя, бушевавшее в камине. Когда он снова заговорил, его речь уже не казалась бессвязным бормотанием.
— Ты думаешь, что плохо только тебе одной. Ты жалеешь себя, а для меня у тебя не остается жалости. Но ведь это из-за тебя мне уже никогда не проснуться с миром в душе.
Из-за нее? Что он имеет в виду?
— Я проклят, навеки проклят! И я не могу ничего изменить, не оскорбив своих благодетелей. Если б не они, меня, возможно, уже не было бы в живых.
— Мне очень жаль. Могу ли я…
— Помолчи! — При каждом вдохе грудь его вздымалась.
Неожиданно он приподнялся и, окинув взглядом комнату, схватил фарфоровую статуэтку, стоявшую на столике. Запустив статуэтку в стену. Макс тотчас же схватился за вторую, а потом и за третью.
Керсти в ужасе закрыла лицо ладонями — она боялась взглянуть на осколки у стены.
Когда на столике ничего не осталось, Макс, тяжело дыша, снова опустился в кресло.
Керсти обхватила себя руками за плечи и закусила губу.
Макс же опять уставился в огонь.
Минуту спустя, собравшись с духом, Керсти вопросительно взглянула на него. Было очевидно, что Макс ужасно страдал.
— Я беседовал с отцом, — проговорил он. — Отец вызвал меня к себе — так он вызывал меня, когда я был мальчишкой.
И тут Керсти поняла, что ей хочется утешить Макса, хочется бросится к нему и обнять его.
— Он сказал мне, что я глупый романтик, — криво усмехнувшись, продолжил Макс. — Сказал, что я глупец, потому что не сумел отказаться от тебя. Отец заявил, что человек с таким детством, как мое, должен быть умнее.
Керсти вдруг почувствовала, что во рту у нее пересохло.
Сдержано сглотнув, она робко спросила:
— А что он имел в виду, когда говорил о твоем детстве?
Губы Макса по-прежнему кривились в усмешке.
— Разве я тебе никогда не рассказывал о моем раннем детстве? Кажется, действительно не рассказывал, хотя и доверял тебе. Мы с сестрой вместе пережили те дни… Если я сейчас тебе все расскажу, это не приведет ни к чему хорошему.
Так что не стоит рассказывать…
Макс внезапно умолк и достал из кармана сюртука серебряную фляжку. Отвинтив крышку, он сделал глоток и снова уставился на пламя, пылавшее в камине. Его длинные пальцы стиснули фляжку с такой силой, что побелели костяшки.
— Отец сердится на меня, — проговорил Макс каким-то странным голосом. — Он разочарован. Я не оправдал его доверия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104