В одно касание он крал содержимое и возвращал пустые коробки на место. Шито-крыто. Пастор не мог сдержать восхищенной улыбки. Стеклянная дверца витрины сама собой захлопнулась, и ключик сам собой вернулся в нейлоновый карманчик продавщицы. И никакого шума. По-прежнему аккуратный ершик русых волос.
– Вижу, Сударь. Двое ребят только что дочиста обворовали продавщицу.
– Точно подмечено, мой мальчик.
Теперь ребята спокойно направлялись к выходу.
– Задержать их, Сударь?
– Пусть бегут.
Как давешний любитель Сен-Симона, ребята поднялись по ступенькам, потом вдруг повернули под прямым углом и направились к столику двух полицейских. Пастор бросил почти испуганный взгляд на Аннелиза, которому, видимо, их не было видно. Но первый мальчик уже хлопнул комиссара дивизии по плечу:
– Вот, дедушка, дело сделано.
Аннелиз обернулся. Мальчик распахнул пуховую куртку. Пастор поразился тому, какое количество товара можно разместить на худеньком детском тельце. Аннелиз строго покачал головой:
– А ты?
Распахнулась вторая куртка, и на мгновение Пастор увидел коллекцию магнитофонов, микрокалькуляторов и наручных часов, висящих на множестве крючочков, в свою очередь крепящихся к чему-то вроде сбруи.
– У нас уже лучше получается, правда, дедушка?
– Не намного. Инспектор Пастор, сидевший напротив меня, вас обнаружил.
Потом усталым жестом представил их Пастору:
– Мои внуки. Поль и Жермен Аннелиз.
Пастор пожал ребятам руки, стараясь не слишком их трясти, и, видя их огорчение, счел нужным извиниться:
– Я вас заметил, только когда ваш дедушка попросил меня раскрыть глаза пошире.
– С закрытыми глазами ничего обнаружить нельзя, – заметил Аннелиз. И, обращаясь к детям: – Верните-ка все на место и постарайтесь на этот раз действовать аккуратней.
Ребята понуро удалились.
– Воровство, Пастор…
Аннелиз проводил детей взглядом.
– Да, Сударь?
– Отличная школа для воспитания воли.
А в магазине продавщица с радостной улыбкой встречала вернувшихся детей.
– В этом мире, – подытожил комиссар, – нужно обладать чертовской волей, чтобы иметь шанс остаться порядочным человеком.
В кадре осталось теперь только одно лицо – лицо комиссара Аннелиза. Аннелиз смотрел на него так пристально, как все полиции мира, вместе взятые.
– Не стоит уточнять, – сказал он медленно, – что эти мальчики скорей умрут, чем присвоят чужую копейку…
– Разумеется, Сударь.
– Поэтому, если речь идет о «видимости», как вы говорите, не торопитесь с вашим Малоссеном.
Это было сказано веско и как нельзя более ясно.
– Мне нужно проверить еще одну важную вещь, Сударь. Она касается Эдит Понтар-Дельмэр, за которой мы с Тянем установили слежку…
Аннелиз остановил его жестом:
– Проверяйте, Пастор, проверяйте…
III. ПАСТОР
– Скажите, Пастор, как вы умудряетесь добиться признаний у таких ничтожеств?
– Все дело в капле человечности, Сударь.

26
– Вас зовут Эдит Понтар-Дельмэр, вам двадцать семь лет, пять лет назад были задержаны полицией за употребление и торговлю наркотиками. Все верно?
Эдит слушала юного кудрявого инспектора, который говорил с ней голосом мягким и теплым, как старый свитер, в котором он как будто родился. Да, ее зовут Эдит Понтар-Дельмэр, она блудная дочь архитектора Понтар-Дельмэра и знаменитой Лоране Понтар-Дельмэр, некогда демонстрировавшей модели Шанель, потом Курреж, но никогда – материнские чувства, хотя у нее и была дочь. Действительно, полиция поймала Эдит за сбытом наркотиков не у дверей какого-нибудь периферийного техникума, а у лицея Генриха IV, потому что, по ее мнению, дети богатых имеют такое же право наслаждаться жизнью, что и дети бедных.
Эдит наградила инспектора той задорной улыбкой юной проказницы, которая со временем сделает ее очаровательной старой хулиганкой.
– Все верно, только это давняя история.
Пастор ответил ей тоже улыбкой, только мечтательной.
– Вы провели несколько недель в тюрьме, потом полгода лечились от пристрастия к наркотикам в одной из клиник Лозанны.
Да, это было вполне в духе Понтар-Дельмэра, его репутация не терпела ни пятнышка, ему удалось вытащить дочь из тюрьмы и запихнуть в тишайшую швейцарскую клинику.
– Да-да, эта клиника была чище самого белого героина.
Замечание Эдит рассмешило инспектора. Он смеялся по-настоящему, заливисто, как ребенок. Инспектор находил эту темноволосую яркоглазую девушку действительно красивой и живой. Инспектор положил свои удивительно слабые ладони на поверхность старых вельветовых брюк. Спросил:
– Можно, я расскажу вам о вас, мадемуазель Понтар-Дельмэр?
– Давайте, – сказала девушка, – давайте, это моя любимая тема.
И тогда, идя навстречу ее желанию, инспектор Пастор стал ей рассказывать о ней самой. Он начал с того, что сообщил ей, что она не жертва наркотиков, а скорее теоретик, женщина с принципами. По ее мнению («остановите меня, если я начну ошибаться»), с наступлением разумного возраста (что-то около 7-8 лет) Человек имеет право оттянуться на самом высоком уровне. Поэтому нельзя сказать, что после первого любовного разочарования (знаменитый актер, поступивший с ней по-актерски) Эдит стала жертвой наркотиков. Как раз наоборот, благодаря наркотикам она достигла таких высот, на которых иллюзиям просто не хватает кислорода. «Потому что быть свободным (заявляла она в то время, когда ее арестовали) – это прежде всего расстаться с обязанностью понимать…»
– Да, возможно, я и говорила что-то в этом роде. Инспектор Пастор ответил ей улыбкой, явно довольный тем, что они с Эдит работают на одной волне.
– Как бы то ни было, а комиссар Серкер отправил вас в тюрьму проверить, не лучше ли кое-что понять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69