– Сам он считает, что это естественный конец их совместного труда. Я заберу пленку и всю фильмотеку, как только вернется Маттиас.
13
Вот видишь, ничего не происходит. Клеман Судейское Семя и Шестьсу Белый Снег возвращают Бельвиль Бельвилю, Жереми Малоссен ставит на сцене Малоссенов, Сюзанна создает фильмотеку в забытом киношниками кинотеатре, и зерно твоей жизни зреет в животе Жюли. Аллитерации, искусственная гармония, монотонное урчание жизни, ни малейшего намека на проблеск судьбы… Бессюжетная приятность романа, который все никак не хочет начинаться.
Если ты меня спросишь когда-нибудь, на что похоже счастье, – а ты обязательно спросишь – я тебе отвечу: на это.
Мы с твоей мамой встаем под прямыми лучами полуденного солнца: надо что-нибудь перекусить и немного отдохнуть от ночных забав, потом выходим прогуляться вниз по Бельвильскому бульвару до самого кинотеатра со скачущей зеброй на фасаде.
Так или иначе (человек – не кремень), новость о показе фильма старого Иова разлетелась во все концы. Число желающих посмотреть его увеличивалось в геометрической прогрессии, но Сюзанна стояла на своем: никого, кроме дюжины избранных.
– С утра пятерых уже выставила за дверь. Уступи я им – «Гран-Рекс» пришлось бы снимать.
Она отказывала всей этой публике с улыбкой, не терпящей возражений.
– И откуда они только берутся? – недоумевал я. – Я-то думал, что они все разъехались.
– Из самих себя, Бенжамен, как из могилы, если вы позволите мне такое сравнение. Они исполняют нам на бис «Возвращение живых мертвецов». Всю свою жизнь они прокривлялись у кинокамеры, они скомпрометировали себя всевозможными махинациями с кинокадром, лгали себе, лгали другим, но одного у них не отнимешь: они в кино с младых ногтей, они на нем собаку съели. Падшие ангелы, в некотором смысле. Их жизнь прошла впустую, и теперь они отдали бы все что угодно, лишь бы увидеть этот Уникальный Фильм – дело настоящей жизни.
Синие глаза ее глядели задумчиво.
– Странно… с какой бешеной быстротой распространяются новости в этом мире кино!
– Со скоростью света?
Она согласилась:
– Помноженной на коэффициент вожделения. И улыбнулась:
– Раз уж вы здесь, оставайтесь. Сейчас явится самый неуемный. Их король! Он настолько погряз во всяких манипуляциях и притом так кичится своей первородной чистотой, что в профессиональных кругах его даже прозвали Королем Живых Мертвецов.
КОРОЛЬ ЖИВЫХ МЕРТВЕЦОВ
У нас нет телевизора, из-за наших архаровцев совсем нет времени, чтобы сходить в кино, и тем не менее, когда Король Живых Мертвецов появился на пороге владений Сюзанны, у нас было такое впечатление, будто зажглись разом все экраны мира. (Вот увидишь, этого невозможно избежать, в наши дни даже у слепых с глазного дна глядят горящие экраны. Сегодня мы уже не видим ничего нового, мы смотрим на все привычным взглядом.)
Он так вжился в свой образ, и образ этот был нам столь знаком, что я ушам своим не поверил, услышав, как скрипит паркет у него под ногами, когда он с раскрытыми объятьями направился к Сюзанне.
– Сюзон!
Значит, это не просто образ, у него было и материальное воплощение: высота, ширина, вес, плотность, запах, волосяной покров… объем… может быть, даже возраст… сущность, наконец…
– Сюзон, малышка!
Во всяком случае, если он и поднялся из могилы, там непременно должна была быть лампа для загара!
– Сколько лет…
Он прижал Сюзанну к своему мощному бычьему торсу. Янтарный беж его кожи, золото побрякушек, светлое с проседью руно шевелюры, белизна здоровых зубов, взгляд, светящийся простодушием, щедро одаривали всех окружающих светом, монополизированным его съемочной компанией.
– Дай хоть посмотрю на тебя…
Он отстранил Сюзанну, удерживая ее на вытянутой руке. Улыбка играла на его пухлых, детских губах.
– Все такая же задира?
Он рассмеялся, открыто и благодушно, и снова обнял Сюзанну, на этот раз, прижав ее к своему плечу, а потом обернулся к нам с Жюли:
– Мадам, мсье, кто бы вы ни были, рад вам представить совесть кинематографа.
Потом обратился к Сюзанне:
– Не поверишь, не далее как сегодня ночью пересматривал записи в своих блокнотах, еще тех, оставшихся со счастливых времен на студии «Парнас»: ну и давала же ты нам жару, честное слово, то-то были споры! Правда, я все сохранил, я тебе потом покажу.
И опять обернулся к нам:
– Я не шучу, совесть целого поколения! Может, вы этого и не знаете, но вы обязаны ей всем, что достойного было сделано французским кино, где-то с начала шестидесятых.
Тут он вдруг замялся:
– Поэтому ничто из того, что я сделал сам… я немного… скажем… сбился с пути.
Именно в этот момент зазвенел колокольчиком смех Сюзанны:
– И чему же я обязана такой честью, заблудший?
Он наконец выпустил ее. Его руки упали, с размаху шлепнув по ляжкам, он пожал плечами и изрек как само собой разумеющееся:
– Угрызения совести, понимаешь?
Сюзанна, должно быть, сочла, что это последнее нуждается в некотором уточнении, потому что она предложила ему кресло, виски и представила нас:
– Коррансон?! – воскликнул он. – Жюли Коррансон? Журналистка?
Жюли тут же отрезала:
– Это Бенжамен пишет мои статьи.
Он не стал задерживаться на столь ничтожном предмете, как я, и сразу приступил к делу.
– Так вот, Сюзон, недели две назад, Френкель, врач, сказал мне, что старый Иов, его отец, передает тебе свою фильмотеку.
По взгляду Жюли я понял, что мне лучше промолчать, но было поздно: мое живое удивление уже звенело у нас в ушах:
– Вы знаете Маттиаса Френкеля?
– Он был гинекологом моих первых четырех жен, а сейчас и пятая его пациентка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136