Девушка все поняла, но, прежде чем повесить трубку, не удержалась и сказала, что в восторге от ее парня. Второй звонок был в Москву, Грише. Когда она услышала знакомый голос как будто совсем рядом, какое-то время находилась в шоке.
Здесь, в телефонном проводе, в этой чудесной артерии, теперь смешались и пульсировали две ее жизни: прежняя и настоящая. Как они непохожи!
Но в каждой была своя прелесть. Там, в Москве, она зависела только от себя, здесь же о ней кто-то заботился, думал… Она понимала, что так счастлива сейчас еще и потому, что не испробовала горечи зависимости, которая все равно появится — не сегодня, так завтра. Но, быть может, ей повезет и не придется унижаться?
— Гришенька, как дела?
Он взревел от радости. Но он был, как обычно, пьян, а потому весел.
— Ну что, птичка, как Париж? Слушал сейчас «Новости», сказали, что у вас там дожди, это правда?
— Нет, дождь кончился еще вчера.
— Где ты остановилась? Гостиница, надеюсь, недорогая? Как настроение, какие перспективы? Ну давай же, рассказывай!
— Это не телефонный разговор. Ты же знаешь меня, я человек непрактичный, мне бы сейчас посоветоваться с тобой, но я не могу, не та ситуация, чтобы обсуждать ее по телефону. Скажу только, что остановилась у хороших людей, возьми ручку и запиши на всякий случай адрес и телефон. Если честно, то мне как-то не по себе. Словом… — Она не выдержала и сказала:
— Мне дают мастерскую, пансион, но с одним условием… Нет, вернее, условий несколько, но, на мой взгляд, все они приемлемы.
— Ну так отлично! Ничего не бойся. Если чувствуешь, что сможешь выполнить эти условия, а это, как я понимаю, связано с портретами или чем-нибудь в этом роде — угадал? — то все отлично. Скажу даже больше — тебе повезло.
Только не вздумай влюбиться, а то все пойдет насмарку. Тебе нужно работать. Давай, диктуй…
Ева продиктовала адрес, телефон, и ей стало намного легче.
— Слушай, птичка, мы с тобой болтаем, а ведь это бешеных денег стоит…
— Не волнуйся, все входит в контракт. — Она старалась говорить как можно тише, чтобы ее не услышали в доме. — Гриша, может, выберешься ко мне?
— Какие проблемы! Конечно! Ну все, целую… Да, чуть не забыл! У меня вчера был твой адвокат. Он чуть не убил меня. Нож к горлу — хочет знать твой адрес.
— Нет-нет, никому. Это я только тебе на всякий случай дала, для собственного спокойствия. Ты понял меня, Гриша? Целую.
Она положила трубку и облегченно вздохнула, потом взглянула на часы — скоро должен прийти Бернар. И тут же в дверь постучали. Ева откликнулась. Вошла Сара с подносом.
— Молоко и печенье, — сказал она на отличном русском. У этой девушки было совершенно непроницаемое, словно маска, лицо. Она даже не смотрела на Еву. Поставив поднос на ночной столик, она, сказав: «Спокойной ночи, мадемуазель», ушла, бесшумно ступая по толстому ковру. Ева отпила молока и услышала шаги.
Чтобы не дрожать, ей пришлось сделать над собой усилие. Она ждала стука, но дверь внезапно распахнулась, и в комнату влетело что-то темное. Ева отскочила в сторону и чуть не закричала, увидев, как на светлом ковре дергается в предсмертных конвульсиях окровавленный голубь.
Кровь толчками выплескивалась из разрезанного горла и тут же впитывалась в ковер. «Это штучки Натали». Она сумасшедшая. Ева смотрела на умирающего голубя и даже не заметила, как вошел Бернар. Он обнял ее сзади за плечи, и от страха она чуть не лишилась чувств.
— Что это? Птица? Откуда?
— Я и сама не знаю… Я подумала, что это могла твоя жена… Может, мне уехать? Ведь не мог же голубь сам влететь в дом, открыть дверь и упасть к моим ногам. К тому же я слышала чьи-то шаги в коридоре. Скажи, могла Натали подбросить мне голубя?
— Нет, что ты! Она любит птиц и животных. Она и к тебе хорошо относится. Ты ей очень нравишься. Она не могла.
— Тогда кто? Может, Сара? Она только что приносила мне молоко.
— Я знаю Сару давно, это добрая девушка.
Она тоже не могла.
— А кто-нибудь еще в доме есть?
— Есть, наверное, у Натали, но ему и вовсе нет смысла…
— Мужчина?
— Да, это ее доктор. Он работает с ней перед сном, записывает ее мысли на пленку, а потом подолгу беседует с ней.
— Психиатр?
— Да, психиатр. Сейчас это модно — иметь своего психиатра. Натали любит усложнять себе жизнь.
— Скажи, Бернар, — Ева позволила ему обнять себя, — скажи, ты любишь ее? Ведь вы муж и жена.
— Такие браки здесь — почти норма. Я тогда еще был молод, учился, был беден и снимал комнату в доме, принадлежавшем Натали. К тому времени муж ее умер и оставил ей огромное состояние. Ей бы жить дальше и радоваться, ведь с такими деньгами женщина никогда не остается одна. Но с ней что-то случилось, она заболела. Постоянно говорила и думала о смерти. Говорила, деньги — ничто, по сравнению со здоровым мироощущением. Словом, встретились два одиноких человека и решили жить вместе. Но уже через месяц после того, как мы переехали в этот дом, нам пришлось поделить его на две части. С Натали невозможно жить, и ты очень скоро это поймешь.
Она хороша в небольших дозах…
— Но ты ведь молодой мужчина, о каком одиночестве идет речь? Ты что, не мог найти себе молодую женщину или девушку?
— Не мог. У меня не хватало времени. А с Натали было просто: она сама приезжала за мной и отвозила к себе или куда-нибудь еще…
Кроме того, ведь я говорил, что был беден, а она тратила на меня кучу денег.
— Теперь ты богат? — Фраза сорвалась с языка невольно, и Ева пожалела об этом, но Бернар воспринял вопрос нормально.
— Нет. Я стану богатым только при условии, что проживу с Натали в браке не менее пяти лет под одной крышей. Или в случае ее смерти.
— Значит, ты не сможешь развестись с ней, пока не истечет срок?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48