Она заснула у меня в гостевой. Как раз пришла Ира, моя домработница.
– Кате какое постелить? В желтый цветочек или то, с месяцем?
– Постели в цветочек.
Я так и сидела в гостиной, со своей чашкой чая. Рассматривала свежий маникюр. Лак вроде не смазался.
Ира уселась напротив меня.
– Ну, что тут у вас происходит?
Ира приходила ко мне каждый день. Убиралась, готовила, стирала вещи. Лучше бы она этого всего не делала.
За Ирой ухаживал следователь. Николай. Еще у нее были какие-то Юра и Сергей.
– Ничего не происходит. Все нормально.
– Нормально? – возмутилась Ира. – Да разве же это нормально?
– A y тебя что? – я предпочла сменить тему.
– Я своего отшила!
Я даже не пыталась продемонстрировать заинтересованность. Продолжение последует в любом случае.
– Ушел вчера в баню. Представляете?
Я смотрела на нее молча, не кивая и не поддакивая. Вчера она постирала черные брюки, которые можно было только чистить.
– Пришел часа через четыре, с тортиком! Представляете?
Надо вытащить из корзины с грязным бельем белую кофту на пуговицах. А то она ее тоже постирает.
– С половиной, то есть, тортика А?! Это какой же нормальный мужик, да еще следователь, будет в бане тортики есть? Представляете?
– Не представляю, – согласилась я.
– И я тоже! Значит, что? Значит – с девками был! Представляете?
– Представляю. Там полная ванная воды, посмотришь, ладно?
– Ладно. А на ужин что?
Я зашла к Кате. Она спала, с головой накрывшись одеялом. Наверное, спала.
Кате было 40. Она счастливая. В 40 лет она все еще надеялась умереть от любви.
Почти час я перебирала лекарства в домашней аптечке. Половина – просрочена. Половина – неизвестного мне назначения. Это то, что я привожу из Европы. А потом забываю. Я вообще много чего привожу из Европы: зубную пасту, шампуни, кремы, сыры, копчености, конфеты. Все это почему-то сильно отличается от того, что продается у нас. И лекарства в том числе. Я вообще не уверена, получилось бы у Кати отравиться нашими лекарствами? Хотя нашими, скорее всего, получилось бы.
Жалко, Алик улетел.
Алик -• это наш товарищ. Он – гей.
Когда Ира работает, лучше уходить. Вернее, лучше уходить еще «до».
– Приготовлю на ужин кролика! – крикнула Ира мне вдогонку.
– Не надо. Я сама приготовлю.
– Да где вам! Забудете!
Жалко кролика.
Я достала из машины солнцезащитные очки. Ира будет убираться часа четыре. Максимум – четыре с половиной. Можно поехать в Москву.
Солнце осенью похоже на планы после тридцати: светят, но не греют.
Можно заняться делами: съездить к косметологу или выкупить юбку, которую я отложила еще три дня назад.

Моя соседка Чернова встретила меня с мокрой головой и в махровом халате.
– Ты одна? – поинтересовалась я, имея в виду ее мужа.
Потому что ее кудрявого девятнадцатилетнего сына дома все равно никогда не было. Его выгнали из американского колледжа, и теперь он ждал следующего сентября, чтобы поступить в МГИМО.
Мне нравилось бывать у них дома. У них огромное натуральное хозяйство. За домом – огород и куры. Специально нанятые люди выращивают овощи.
Чернова – мулатка. Ее папа был негр. Она его никогда не видела. Но говорила, что, наверное, он похож на ее мужа. Ее муле – тучный голубоглазый мужчина, – слыша это, снисходительно улыбался.
По утрам у них во дворе поют петухи. Даже у меня слышно. Я сначала просыпалась, думала – галлюцинации. Слуховые. Потом все привыкли.
И Чернов-муж каждое утро получал на завтрак свежие яйца. И говорил о том, что пора завести козу.
У них в семье все было взаимно: и увлечения, и неверность.
Они прожили в браке 20 долгих лет, познакомившись еще в школе.
Темнокожая пионерка выгодно отличалась от своих субтильных одноклассниц. Формами, зубами и пластикой. Что конкретно из этих трех достоинств поразило будущего олигарха Чернова – неизвестно. Но он униженно носил за ней ее портфель и отзывался на имя Че Гевара.
Долгими эти 20 лет стали для них обоих.
Они грызли время, как мыши: по краям, не чувствуя вкуса. Но это устраивало и его, и ее.

– Алик долетел? – спросила Чернова.
Я сидела за барной стойкой, которая служила обеденным столом. За стойкой было два стула – ее и мужа. К тому, что сын снова дома, Чернова никак не могла привыкнуть.
– Пока не звонил. У меня Катька с утра сидит. Сейчас отсыпается.
– Как она?
– Так же.
– Вот подонок! Прямо зарезать его тупым ножом!
– В глаз!
– Ей уже лет-то… Не девочка.
– Мы уже все не девочки.
– Так-так-так! Упаднические мысли бросить!
– А давай я тебе на день рождения козу подарю?
– Козу? – Чернова задумалась. – Нет. Молоко пить придется, а оно калорийное. Я опять на килограмм поправилась.
– Я тоже.
– По тебе не видно.
– По тебе тоже.
– У меня живот.
– И у меня живот.
– У тебя телефон. – Чернова включила фен.
– Алло.
– Это редактор из издательства. Здравствуйте.
Я кивнула Черновой, волосы которой стояли дыбом под струей из фена, и выскочила на улицу.
– Да, я вас слушаю. – Когда я волнуюсь, я всегда говорю как провинившаяся первоклашка.
– Как ваше отчество?..
– Не важно, можно просто…
– Я прочитала вашу рукопись, и она мне понравилась. Мы могли бы издать ее.
– Ничего себе… – проговорила я.
– Да! Но мне было бы интересно узнать что-нибудь о вас. Сколько вам лет, чем занимаетесь? Писали ли раньше что-нибудь?
– Мне тридцать лет. Я домохозяйка. Я давно ничего не писала и ничем не занимаюсь. Год назад развелась. У меня сын.
– Какое у вас образование?
– Филфак МГУ.
Мы договорились, что я приеду к ним завтра в Москву. Со мной познакомится издатель.

– Чего это вы такая довольная? – спросила Ира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9