впал в ошибку,-- сказал Сталин.-- Человек он
заслу-женный, надо ему по-товарищески помочь преодолеть заблуждение.
-- Как конкретно?-- спросили Сталина.
-- Расстрелять мерзавца,-- сказал он. Глаза его в этот момент источали
доброту. Сталин понимал соотношение добра и зла. Он был почти что Бог, но не
Бог: он был Сатана. Потому он говорил с акцентом.

Советский человек охотно причиняет зло ближнему и делает подло-сти. Но
он предварительно убеждает себя в том, что он имеет на это моральное право,
что его действия оправданы так или иначе, что они в конце концов суть не
зло, а добро. Мне, например, приходилось беседовать с десятками людей,
совершавших супружеские измены. Лишь немногие из них делали это без
психологического и морального самооправдания. Как правило, они находили
причину своего предатель-ства в недостатках супругов, которым изменяли, и
рассматривали свое поведение не как предательство, а как некий выход из
создавшегося положения, как стремление преодолеть трудности и даже как
желание облагодетельствовать тех, кому они изменяли. Почти во всех таких
случаях результатом была аналогичная реакция второго из супругов, причем тут
моральное оправдание уже не вызывало сомнения. Подлость за подлость, зло за
зло! И так устанавливалось некое житейское равновесие, именуемое добром.
Совершенно аналогичные случаи я ви-дел в служебных отношениях людей, в
творчестве, в "светской" жизни.
Зло за зло -- вот практически действующий принцип нашего жития.
Бог уже не в силах противостоять ему.
Что я делаю, если люди хотят делать зло? Такие люди ко мне не приходят.
Тот, кто хочет делать зло, в советах не нуждается. Он и без советов сам
хорошо знает, как это делать. Кроме того, я не учу ни добру, ни злу. Я учу
тому, как жить в таком разрезе бытия, в котором теряют смысл понятия добра и
зла. Вот против меня за столиком в дешевом кафе сидит почтенный отец
семейства. На ресторан у него денег нет. Да и на эту беседу он, я чувствую,
экономил за счет желудка. У него сын кончает школу. Парень способный, но
далеко не гений. Особых склонно-стей ни к чему нет. Хороший комсомолец, но
не активист. На карьеру ни желания особого, ни энергии не имеет. Как быть?
Отцу, естественно, хочется, чтобы сын хорошо устроился в жизни. Чтобы не был
рабочим или мелким служащим. Но не хочется, чтобы сын становился обычным
хапугой, горлопаном, холуем и все такое прочее. Как быть? Где тут добро и
где тут зло? Простая жизненная проблема. Я уж не говорю о таких проблемах,
как улучшение фигуры, похудение, накачивание мускулов, сохранение половых
потенций до крайней старости, преодоле-ние бессонницы, преодоление страха
смерти... Где тут зло и где добро? А вот вам другой случай. Лучший ресторан
города. На столе лучшие вина и лучшие закуски. Два официанта почтительно
изогнулись перед нами. Мой собеседник на сей раз профессиональный грабитель,
вор, мошен-ник. Он не спрашивает меня о том, как убивать, не оставляя
следов, как воровать и мошенничать, оставаясь неуловимым для правосудия. В
этих делах он сам выдающийся специалист, профессор, академик. Его интересует
другое. В последнее время у него стали появляться призна-ки страха,
нерешительности, сомнений и прочих нежелательных в его деле состояний. Как
их преодолеть или хотя бы ослабить? Что должен делать я? Отказать ему в моих
советах? Это не соответствует моим принципам: то, чему я учу, не зависит от
того, кого я этому учу. Кроме того, этот человек есть злодей с юридической
точки зрения, а я на себя брать функции официального судьи не хочу. Для меня
он просто человек, нуждающийся в моей помощи. "Если бы Вы знали (он
обраща-ется ко мне на "Вы" в отличие от многих добропорядочных людей), с
какой мразью мне приходится иметь дело,-- говорит он,-- Вы бы сочли меня
самым благородным человеком в этом гнусном обществе".

Если этот человек снимет хотя бы половину драгоценностей с той толстой
бабы, которая требовала оторвать ее от пола, не прикасаясь к ней руками,
сделает он доброе или злое дело? Судить об этом есть функция суда мирского,
а не божьего.
В одном, несомненно, даю я поруку,
Что эту российскую серость и скуку.
Российскую пошлость до боли и рвоты
Не буду менять на любые красоты.
Я рожден именно для этой безысходной русской тоски, для решения
неразрешимых русских проблем. Нельзя быть пророком в своем отече-стве,
считал Христос. Мое положение иное: мне не суждено стать пророком вне своего
отечества.

ТРУДНЫЙ СЛУЧАЙ
-- Мы тебя, Лаптев, под землей найдем,-- сказали мне эти люди,-- от нас
не спрячешься. Но не бойся, сегодня мы тебя не берем, а приглашаем для
консультации.
Меня посадили в черную "Волгу" и повезли в район, где расположе-ны
загородные дома высших чиновников города. И вот меня ввели в кабинет самого
товарища Корытова.
-- Вы абсолютно здоровы,-- сказал я ему вместо приветствия.
-- Сам знаю! -- грубо ответил товарищ Корытов.-- Я тебя не за тем
позвал. Вот что, Лаптев! Есть важное партийное поручение. Выручишь--
награжу, нет-- пеняй на себя. Завтра в городском театре выступает Ермилкин.
Как, ты не знаешь, кто он такой?! Тем лучше. Так вот, ты должен сделать так,
чтобы он в ответах на вопросы... В докладе ничего не сделаешь, он его читать
будет, а в ответах можно. Так вот, в ответах на вопросы Ермилкин должен
допустить серьезную идеологическую ошибку.
-- Кто меня туда пустит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80