А самолеты?! А космические полеты?! А атомная энергия?! А
медицина?! А?!. А?!. И если вы не согласитесь со своим оппонентом, он
перечислит вам все достижения цивилизации за последние две

тысячи лет. Слушаете вы его, киваете в знак согласия головой: мол,
да-да, конечно,-- а про себя думаете: суета все это, суета сует', всяческая
суета и сплошное томление духа. Да разве не об этом говорил сын царя и царь
Екклесиаст?! Взгляни вокруг себя! Вот ученый. Он пятьдесят лет жизни угробил
на то, чтобы сделать полезный вклад в науку. Во всем отказывал себе. Ночей
не спал. Страдал. А кто знает о его вкладе в науку? Десяток таких же, как
он, чудаков; сотня проходимцев от науки, разворовавших его вклад и
приложивших огромные усилия к тому, чтобы о нем никто не узнал. А вот певец.
Голосок слабый. Да и слух не очень-то. Затянут в джинсы так, что половые
органы вот-вот разорвут их. Хрипит в микрофон чудовищную ерунду. Кривляется
всеми членами. А миллионы людей неистовствуют, слыша и видя это. И имя его у
всех на устах. Вот спортсмен, на долю секунды быстрее всех пробежавший
какую-то дистанцию, на сантиметр выше всех прыгнувший в высоту или на
пол-оборота больше других перевернувшийся вокруг себя. Его портрет во всех
газетах и журналах. Сильные мира сего почитают за честь встретиться с ним. И
вот борец за лучшую жизнь для людей в своей стране, проведший долгие годы в
тюрьмах, передумав-ший все важнейшие проблемы современности и потерявший
все. Он скитается в поисках грошовой работы. Выше бесед с низшими чинами
служб безопасности он никогда не поднимется. Вот знаменитая на весь мир
актриса, которая не знает, как ей истратить миллионы, и вот другая --
безвестная, унижающаяся перед самыми ничтожными прохо-димцами, чтобы
заработать копейки. А взгляните на них! Вторая краси-вее и талантливее
первой. Но первая опередила ее на пути в кровать режиссера. Послушайте этого
замечательного политика! Даже в нашем мире, сплошь набитом дураками, трудно
найти дурака, который превзо-шел бы его по дурости. А между тем нет газеты в
мире, которая выходила бы без его портрета, его речи, упоминания о нем. И
послушай-те вот этого, никому не известного человека. Какие глубокие
суждения! Какой точный анализ ситуации! Какие верные предсказания! Но
укажите мне одного политического деятеля в мире, который хотя бы выслушал
его совет, а не то что последовал бы ему! Нет памяти о прежнем, говорит
Екклесиаст, да и о том, что будет, не останется в памяти у тех, которые
будут после. А Данте! А Шекспир! Помним же мы о них! "Конечно",-- соглашаюсь
я. А про себя думаю: кто помнит, как помнит и зачем помнит? Не для них
помнят, а для себя. И не помнят вовсе, а прикрываются памятью и
эксплуатируют ее. Какое дело вот этому Иванову до Шекспира?! Он не понимает
Шекспира, он не любит его, ему скучно от Шекспира, он говорит о нем чушь. Но
ему важно приобщить себя к Шекспиру, дабы все видели, что он не просто
Иванов, а Иванов, посягнувший на Шекспира, причастный к Шекспиру и даже кое
в чем превзошедший его. Нет памяти о прежнем -- прав этот сын царя и царь
Екклесиаст. Есть лишь суета сует и томление духа.
А как же быть, если тебе не удалось не родиться и ты познал, что все
есть суета? И даже в этом, то есть в постановке самой проблемы, прав
Екклесиаст: нет ничего нового под солнцем. И в решении этой проблемы я в
общем и целом следую ему: не принимать участия в житейской суете, остаться в
стороне и никому не мешать. Но я не сын царя и не царь. Я -- человек конца
двадцатого века, живущий в современном, сложном и лихорадочном обществе. И
не так-то просто тут остаться в стороне.

И СУЕТА СУЕТ
Сказал Екклесиаст: "Все -- суета и духа есть томленье".
Иначе видит мир теперешнее поколенье.
Оно не повторяет фразу всуе ту.
Оно бросается в мирскую суету.
Ему не ведомо ни лично, ни со слуха
Про то, что есть какое-то томленье духа.
Оно испытывает лишь томленье тела,
Когда слоняется без мысли и без дела.

И ВСЯЧЕСКАЯ СУЕТА
-- Не вижу тут никаких проблем,-- говорил мне один из моих учеников.--
Пусть все есть суета! И почему надо от нее уклоняться? Я лично поступал и
поступаю наоборот: окунаюсь в эту суету целиком и живу в ней, можно сказать,
полнокровной жизнью. Ссорюсь с соседя-ми и мирюсь. Интригую с коллегами.
Воюю с женой и детьми. Предста-вится случай выпить или с бабами покутить, не
теряюсь... Одним словом, мне эта суета сует нравится, и я не хочу иной
жизни. Я хочу лишь в этой суете подольше покрутиться и побольше от нее
взять. Взять от жизни максимум возможного в моем положении -- вот моя
задача. Ты, говорят, можешь этому научить. Учи! Я плачу деньги. Выполняю
твои наставления. Учи! Я хочу на своих двоих дотопать до могилы, хочу с
бабами дело делать до последнего дня, хочу хорошее настроение иметь, хочу
кое-кому свинью подложить и кровь попортить... Учи!
И я учу. Учу каждого тому, что ему хочется. Главное -- узнать, чего
хочет человек в глубине души, и научить его этому. А все, кто приходит ко
мне за советом, хотят именно суеты сует и всяческой суеты.
Тот человек, который хотел взять от жизни максимум возможного, хотел на
самом деле до смешного мало. Его представления о "максиму-ме возможностей"
оказались такими примитивными, что я мог бы научить его, как взять больше.
Но я не стал это делать, ибо тогда он понял бы, что вся его жизнь есть суета
сует, и страдание уже не оставило бы его до могилы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80