У нее не было галлюцинаций, она не слышала голосов… Ее записи в дневнике свидетельствуют о ее здравом рассудке. Но в то же время я чувствую, что с ней что-то не в порядке.
Страсть к Дрейку, сжигавшая ее, мне кажется… — Имоджин замялась, очевидно, подыскивая нужное слово, — нездоровой.
— Она совершала адюльтер, — насмешливо заметил Маттиас. — Может быть, ее беспокоило именно это? Ведь она не родила Ваннеку наследника. Он бы взбесился, если бы узнал о ее неверности. Порядочные светские жены сначала одаривают своего супруга наследником и уж только после этого вступают в незаконную любовную связь.
— Нет, здесь кроется не только боязнь того, что Ваннек узнает об их связи. Она домогалась Аластера Дрейка с такой настойчивостью, которая кажется противоестественной. Она пришла в ярость, когда он не согласился с ней бежать.
Маттиас встал из-за стола:
— Если я стану и дальше слушать этот лепет, то, боюсь, как бы сам не сошел с ума… Имоджин, ко мне сегодня приходила твоя тетя.
— Тетя Горация нанесла тебе визит? — удивилась Имоджин. — Как странно… Я была у нее сегодня утром. Она не упоминала о том, что собирается навестить тебя.
— Не сомневаюсь в том, что твой визит к ней и явился причиной ее визита сюда. — Маттиас почувствовал, как ему сводит челюсть, — результат напряжения в каждой мышце лица. — После твоего разговора с ней она сразу все поняла в отличие от тебя…
— Не понимаю.
— Но это так очевидно! — Маттиас положил руки на поверхность стола. Он чуть подался вперед и заставил себя взглянуть Имоджин в глаза. — Я вынудил тебя прочитать дневник Люси, потому что хотел, чтобы ты узнала кое-какие факты о своей так называемой подруге. Я хотел, чтобы ты увидела, что она собою представляла. Да простит меня Бог, я практически с помощью шантажа заставил тебя прочитать эту злосчастную тетрадь, хотя и понимал, как тебе будет больно, когда ты узнаешь правду. Я поступил весьма жестоко.
Имоджин не мигая смотрела ему в глаза:
— Я ни за что не поверю этому.
— Черт побери, но это правда! — свирепо сказал Маттиас. — Взгляни на меня, Имоджин! Посмотри правде в глаза. Ты должна осознать, что, давая тебе дневник Люси, я тем самым продемонстрировал, насколько я безжалостен.
— Маттиас…
— В тот день, когда мы впервые встретились, ты сказала, что я вовсе не такой, каким ты меня представляла. — Маттиас продолжал безотрывно смотреть жене в глаза. — Ты даже не подозревала, насколько ты была права.
В библиотеке повисло молчание.
Внезапно комната наполнилась духами. Они окружили Маттиаса, ухмылялись, подмигивали ему пустыми глазницами. Их беззвучный смех зазвенел в его ушах.
Зачем разрушать ее иллюзии? Они хорошо служили тебе, разве не так? Ты не колеблясь решился согреть свою заледенелую душу жаром ее нежной страсти. Тебе нравилось видеть свой фальшивый образ в ее глазах. Почему бы тебе не оставить все так, как есть? А сейчас ты все разрушил.
Маттиас и без духов знал, что он глупец. Но теперь пути назад не было. Он сказал Горации правду сегодня утром. Он не может жить во лжи. Во всяком случае, с Имоджин.
— Что вы пытаетесь мне втолковать, милорд? — осторожно спросила Имоджин.
— Не надо прикидываться, будто ты не понимаешь. Меня зовут Безжалостным Колчестером вполне по праву. Я заслужил это имя, Имоджин. Я никакой не добрый, благородный и возвышенный, каким ты меня считаешь. Я не отличаюсь какой-то особой чувствительностью или утонченностью чувств. И я доказал это, заставив тебя прочитать дневник Люси. Добрый, заботливый муж не вынуждал бы жену узнавать правду о женщине, которую она когда-то называла своей подругой.
Должно быть, целую вечность Имоджин сверлила его лицо глазами. А затем вдруг улыбнулась. Улыбнулась улыбкой Анизамары. И в этой улыбке угадывалось тепло солнца.
— Боюсь, что ты все воспринял слишком серьезно, Колчестер, — сказала Имоджин. — Подозреваю, что подобное можно ожидать только от человека исключительно тонкой организации.
— Слишком серьезно? — Маттиас вышел из-за стола и сжал ее за плечи. — Да что с тобой происходит? Какое зеркало тебе требуется, чтобы ты увидела, что я собой представляю?
Дрожащими пальцами она коснулась его щеки:
— Я тебе уже объяснила, что ты и я видим истину не обязательно в одном и том же свете.
Он еще крепче сжал ее плечи:
— Какую же истину видишь ты, когда смотришь на меня?
— Я вижу… Главное, что я вижу: мы во многом очень похожи друг на друга.
— Да нет же, мы сильно отличаемся друг от друга.
— Ты как-то сказал мне, что нас роднят страсть и Замар… если ты помнишь.
Смесь отчаяния и надежды отразились на его лице.
— Нас роднят эти вещи, но они не в состоянии сделать нас одинаковыми.
— Ага, вот в этом вы ошибаетесь, милорд. — Глаза Имоджин вдруг заблестели. — Вы человек, гордящийся своей приверженностью логике, так давайте логично рассуждать. Возьмем вначале страсть. Тут все говорит само за себя, не правда ли? Я никогда ни с кем не чувствовала то, что чувствую с вами.
— А вы и не спали ни с кем другим. Откуда вам знать, что вы почувствовали бы с другим мужчиной? Он с трудом выговорил эти слова. Это было невыносимо — представить Имоджин в объятиях кого бы то hi было другого.
— Замолчите, милорд! — Она прикрыла ему рот ладонью. — Мне не требуется заниматься любовью с другим, чтобы знать: то, что мы испытываем друг с другом, — совершенно уникально… Но довольно об этом. Давайте перейдем к вопросу о нашем общем интересе к Замару.
— Вы полагаете, что наш общий интерес к древнему Замару связывает нас в каком-то метафизическом плане? Мадам, вы слишком начитались Кольриджа и Шелли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102